Долг наемника - Евгений Шалашов

Словом, мы застряли в Ульбурге на три дня. Придворный маг был доволен. Похоже, господин Габриэль наслаждался тем, что он сейчас здесь только частное лицо. Не маг, не дядюшка герцога. Никто его не дергает, ничего не просят. Красота! Спрашивается, чего бы, не отдохнуть? Время в Силингии течет медленнее, чем здесь, спасать наследника можно не торопиться, да и готовили сестры отлично. Но особенно господину магу понравилась помывочная комната. Его бы воля, сидел бы в лоханке с горячей водой круглые сутки, жаль только, что вода быстро остывает. Господин Габриэль заявил, что по возвращению домой прикажет обустроить что-нибудь подобное в собственном дворце, только, чтобы был специальный насос, нагнетающий воду в лохань, и какие-нибудь приспособления, позволявшие сохранять воду горячей. Кто знает, может и сделают. Делают же мастера Силингии механические часы, так что им стоит придумать какую-нибудь машинерию, закачивающую воду? Странно только, что до сих пор до такого не додумались.

Я бегал по лавкам и мастерским, разглядывал книги. Уже даже прикупил для себя «Александрию», повествующую о походах Александра Македонского. И, совершенно напрасно я опасался, что на меня будут пялиться, узнавать на каждом перекрестке. На самом-то деле, никому я не был нужен. А если кто видел, что моложавый мужчина похож на бывшего коменданта, ну и что? Мало ли, кто на кого похож.

А мне хотелось увидеть Конрада фон Штумпфа, старенького горбуна, магистра истории, обитавшего в «библиотеке» рядом с «лекционным» залом, а проще сказать — в чулане, заваленном книгами и рукописями, что притулился за классной комнатой. Только, жив ли он?

Магистр истории оказался жив и, относительно здоров. Правда, волосы его стали совсем седыми, а зрение настолько плохим, что он меня узнал только по голосу. Главное, что узнал! И, как год назад (опять забыл, что здесь прошло уже пять!) мы с ним сидели и вели разговоры о причудах человеческих судеб, и выкрутасах истории. Я не стал от него скрывать, что живу в волшебной стране, куда не каждый может попасть. К моему удивлению, господин фон Штумпф воспринял это известие абсолютно спокойно.

— Вы знаете, господин Артакс, нечто подобное писал еще Аристокл. Где-то у меня лежит его свиток. Так вот, он полагал, что наш мир — это всего-навсего огромная пещера, а люди смотрят на тени, отбрасываемые светом костра, и считают, что они настоящие. Словом — мы только тени, отбрасываемые людьми, или богами. А сколько таких пещер существует — кто его знает?

Странно, но я никогда не слышал об Аристокле, и о его идеях. А ведь у меня ученая степень бакалавра философии! Правда, степень есть, а знаний нет!

— То есть, Силингия и Швабсония, вкупе с прилегающими территориями, это лишь тени разных костров? Ну, или сообщающиеся пещеры? — решил уточнить я. Вспомнив про объяснения, что пытался дать мне маг, улыбнулся: — А если мы две изолированные комнаты, имеющие выход в общий коридор? Или веточки на одном дереве?

— В сущности, какая разница? — пожал плечами горбун.

И впрямь, какая разница? Соседние пещеры, соседние листья-веточки, комнаты-коридоры — все, то же самое.

— Господин Артакс, все забываю вас спросить — вы где учились?

— В Норгенбурге. Колледж Небесных врат, затем — колледж святого Георгия. Но там я был недолго.

— Надо же, какое совпадение! — изумился магистр. — Я сам заканчивал колледж Небесных врат в университете святой Каролины, став там бакалавром философии. Правда, магистерскую диссертацию защищал уже здесь, в Швабсонии, в университете Мейзена.

Бывшим студиозо, учившимся в одном университете, пусть даже с разницей в тридцать лет, есть о чем поговорить. Магистр начал вспоминать, как ему было хорошо жить в прекрасном городе Норгенбурге, на самом берегу моря, и как ему было скучно на берегах Эльбы.

Да, город Нортенбург, где я провел беззаботную юность, был замечателен. По преданию, его основали на огромной куче песка, в нескольких милях от моря. Но потом море само пришло к городу, образовав бухту. Этот город был избран триста лет назад Корпорацией ученых для основания университета святой Каролины во Фризландии.

Я хотел кое-что уточнить, а не предаваться воспоминаниям.

— Скажите, господин магистр, а ваш древний философ — Аристокл, он ничего не писал о том, что люди и государство заключают между собой контракт? Ну, вроде, как наемник и наниматель? — попытался я объяснить, может и неуклюже, но магистр меня понял сразу.

— Вы имеете в виду теорию «естественного права и общественного договора»?

— О, точно! — обрадовался я. Именно так называл мой сокурсник фон Белоф эти странные идеи.

— Он не просто писал, он является основоположником этой теории, — горячо заговорил магистр. — Чувствовалось, что старику давно хотелось поговорить о чем-то умном, но не было подходящего собеседника. — Когда Аристокл рассказывает о казни своего наставника, то сообщает, что учителю предлагали организовать побег, но тот отказался, мотивируя тем, что если он убежит, не приняв наказания, тем самым нарушит закон, установленный государством. В свое время он принял эти законы, совершив своего рода сделку, и теперь не может ее нарушить.

«Ну, все как у нас, у наемников, — возликовал я. — Вы нам деньги и пропитание, а мы вам жизнь и службу. И пока не закончится контракт, думать забудь о переходе на другую сторону, даже если там тебе предлагают больше!»

— Кстати, мой однокурсник, добившийся и в науке, и на служебном поприще, гораздо больше, чем я, еще лет пятьдесят назад окончательно сформулировал эту теорию. Сергиус Алексис — ректор Мейзенского университета, в своих работах повествовал, что у каждого есть неограниченные права и свободы, установленные Господом и природой, включая право на все. Но, если бы удовлетворились свободы, случилась бы Bellum omnium contra omnes — война всех против всех и каждого, поэтому и был заключен общественный договор, взаимовыгодный и человеку, и государству. Поначалу Алексису было трудно — ведь общеизвестно, что и власть, и государство дал нам Господь! Его даже хотели предать имперскому суду. Но император Сигизмунд, лично прочел его труд и, нашел там самое главное — идею о том, что человеческая жизнь была бы слишком короткой, если бы не было власти правителя! После этого карьера Сергиуса стремительно пошла вверх — он получил кафедру, стал помощником ректора, а потом и ректором. Он даже вошел в Совет Корпорации ученых. Кстати, известный теперь философ Енох Спидекур, по завершении учебы, принял кафедру в Мейзене по протекции доктора Сергиуса. Не исключено, что Спидекур стал ректором университета. Увы, я давно не получаю писем. Все мои друзья давно умерли, — вздохнул историк.

Значит, Спидекур пребывает в Мейзене, в университете святого Дитриха Мейзенского. А Спидекур, как я помню, был приятелем фон Белофа. Стало быть, кое-что вырисовывается.

— Слышал, что у Мейзенского университета появились недруги, — сообщил магистр. — Возможно, это всего лишь слухи, но говорят, что местные крестьяне не хотят видеть студиозов в городе. Мол, от ученых одни беды!

— А что за беды? — удивился я.