The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография - Хантер Дэвис

Миссис Бест вышла на бит-группы через молодежные кофейни, но Аллан Уильямс, опытный спец по ночным клубам, стоял на ступеньку выше. Он не только приглашал группы для своих заведений, но и подыскивал их для других, выступая в качестве импресарио и менеджера для групп, занятых поиском работы. Это он устроил «Битлз» прослушивание у Ларри Парнза в одном из своих клубов. За шотландские гастроли «Битлз» платил Ларри Парнз, но деньги им выдавал Аллан Уильямс, через которого они получили ангажемент.

Как так вышло, что ливерпулец Аллан Уильямс, мелкий владелец клубов, стал экспортировать группы в Гамбург? История сложная. Все началось с одного немецкого моряка, который услышал в «Джакаранде» вест-индский шумовой оркестр и, вернувшись в Гамбург, поделился своими восторгами. Оркестр наняли в один гамбургский ночной клуб. Аллан Уильямс тоже поехал — надеялся заинтересовать гамбургские клубы другими ливерпульскими группами. В «Кайзеркеллере» — похоже, единственном местном рок-н-ролльном клубе — он познакомился с Бруно Кошмидером. «Я ему навешал лапшу на уши: сказал, что все лучшие британские рок-группы происходят из Ливерпуля».

Кошмидер отправился в Великобританию сам, но поехал в Лондон, где вскоре выяснилось, что о ливерпульских группах никто слыхом не слыхивал. В кофейне «2i» в Сохо, тогдашнем центре британского рока (там играл, к примеру, Томми Стил), он подписал контракт с Тони Шериданом и его группой. Шеридан в Гамбурге прогремел, и Кошмидер вновь приехал в Лондон — поискать еще кого-нибудь. По случайности в «2i» он столкнулся с Алланом Уильямсом. Тот приехал с ливерпульской группой Derry and the Seniors и искал им ангажемент. Они подписали контракт, и Derry and the Seniors первыми из ливерпульских бит-групп поехали в Гамбург.

Их гастроли прошли успешно, и Аллана Уильямса попросили подыскать еще кого-нибудь. Он подумывал про Рори Сторма, но тот со своей группой уезжал в летний лагерь «Батлинз». Поэтому Уильямс обратился к «Битлз». Однако Гамбург заказывал группу из пяти музыкантов, а у «Битлз» не было ударника. Иногда с ними стучал один барабанщик, немолодой семейный человек, но ехать в Гамбург он не захотел — жена воспротивилась. Тут-то они и придумали зазвать к себе Пита Беста. Тот согласился, и все устроилось.

В семействе Харрисон крыльями никто не хлопал — ну, кроме, конечно, Джорджа. Миссис Харрисон, по крайней мере, не пыталась его удержать. Переживала, что в свои семнадцать лет Джордж впервые едет за границу, да еще в Гамбург. О Гамбурге она много чего наслушалась. «Но ведь он этого хотел. И им в кои-то веки обещали прилично заплатить. Я знала, что они хороши и обязательно добьются успеха. Прежде я только и слышала: „Мам, у нас концерт, одолжи денег на автобус, а? Стану знаменитым — сразу отдам“».

Так что миссис Харрисон снарядила сына в дорогу. Взяла с него обещание почаще писать и напекла ему целую жестянку булочек.

Джордж, хоть и был очень юн, все-таки уже работал. А вот Пол и Джон якобы учились. Поездка в Гамбург раз и навсегда перечеркивала их блестящую карьеру.

Джим Маккартни, естественно, категорически возражал. Пол только что сдал экзамены повышенного уровня — живопись и английский, — и все с нетерпением ждали результатов: от экзаменов зависело, поступит ли Пол в педагогический колледж.

Майкл Маккартни вспоминает, что брат его, как всегда, выкрутился очень хитро. «Помню, я пришел из школы, и он сказал, что их пригласили в Гамбург. Эдак вскользь, между делом. Я сказал: „Вот это да!“ А он такой: ну я не знаю, может, не стоит, — разыграл нерешительность. Я кричу: „Но это же потрясающе! Ты же станешь знаменитостью!“ Он спрашивает: „Как думаешь, папа меня отпустит?“ Очень ловкий ход. Я сразу стал на его сторону и тоже принялся уговаривать отца. Он меня самого страшно завел — мне уже отчаянно хотелось, чтоб он поехал».

Естественно, я страшно разволновался, говорит Пол. «Мы неделями сидели без работы, просто болтались как неприкаянные. Наступили летние каникулы, и я не хотел ни в школу возвращаться, ни в колледж поступать. Но вариантов особо не было, пока не подвернулся Гамбург. Вот теперь мне явно не пришлось бы возвращаться в школу. Появились другие дела».

Оставалось только переубедить Джима. Пол уговорил Аллана Уильямса зайти и смягчить отцовское сердце. «Только Аллан Уильямс вечно забывал, как нас зовут, — говорит Пол. — Называл меня Джоном». Тем не менее Аллану Уильямсу удалось внушить Джиму, как прекрасно все будет организовано и какой это респектабельный город — Гамбург.

«Я думаю, в глубине души отец был доволен, — говорит Майкл, — хотя тогда и не подавал виду».

«Я знал, что они себя уже хорошо показали и их любят, — поясняет Джим. — Это были их первые большие гастроли, они твердо решили ехать. Полу всего восемнадцать. Он только что отгулял месяц школьных каникул. Ему светил студенческий билет. Ну, я с ним поговорил — мол, так и так, веди себя хорошо. А что еще мне оставалось?.. Я все дергался, что он там будет недоедать, в этой Германии. Пол в каждой открытке писал: „Еды навалом. Сегодня на ужин было то-то, то-то и то-то“. Мне и хватало».

Джим пережил минуту легкого торжества, когда сразу после отъезда Пола пришли результаты его экзаменов повышенного уровня. Пол завалил живопись, но прошел по английскому, хотя даже Джиму было ясно, что это уже не имеет значения.

А вот Мими закатила Джону скандал. Она отваживала Пола и Джорджа, не позволяла Джону играть дома на гитаре. Пыталась запретить ему играть в группе. Целых пять лет с появления The Quarrymen ему приходилось лгать ей о том, чем он занимается. Она знала, что он сочиняет какие-то дурацкие песенки и все такое, но не представляла, как далеко все зашло.

Она искренне считала, что Джон учится в Художественном колледже, пока ей не рассказали, как он проводит обеденные перерывы — играет с группой. Мими решила провести расследование — посмотреть, как низко он пал.

В тот обеденный перерыв группа выступала в «Кэверн». Клуб по-прежнему оставался в основном джазовым, играли они там от случая к случаю, но теперь их приглашали все чаще: ими все больше интересовались посетители.

«Я про этот кошмарный „Кэверн“ даже не слышала, — вспоминает Мими. — Долго не могла отыскать. В конце концов просто пошла с толпой. Спустилась за ними по ступенькам, а там стоит этот парень, Рэй Макфолл, берет плату за вход. Мне, кричу, нужен Джон Леннон!.. Протиснулась внутрь, а там грохот стоит оглушительный. Потолок низкий, от этого еще хуже. Девицы набились как сельди в бочку, все стоят — руки по швам. Как я ни старалась, к сцене так и не пробилась. Если б пробилась, стащила бы его вниз. Потом пошла, с позволения сказать, в гримерную. Гримерная! Просто грязная каморка. Когда он под визг девчонок туда ввалился, сначала меня и не разглядел. Он ничего не видит без очков. Потом надел очки и узнал: „Мими?! Что ты тут делаешь?“ — „Очень мило, Джон, — сказала я, — просто замечательно“».

В тот день Мими проследила, чтобы после обеда Джон вернулся в колледж. Она всячески наседала, требовала, чтобы он продолжал учиться, бросил свои глупые забавы, получил нормальную профессию. Но запретить ему играть не смогла.