Тайная слава - Артур Мейчен

Так говорил Меррит. Я же добавил бы от себя, что этот самый Хувелиус, по общему мнению, был необыкновенным человеком. Если не брать в расчет его писаний, то в личном плане он мог бы показаться самым милым и безобидным индивидуумом на свете. Он был богаче большинства шведов — и уж определенно богаче среднего шведского профессора. Но в университетском городке, где он проживал, Хувелиус неизменно появлялся в поношенном зеленом сюртуке и потертой меховой шляпе. Однако над ним никто не осмеливался смеяться, ибо всякому было известно, что каждый лишний пенни из своих личных средств, а равно и большую часть своего профессорского жалованья тот тратил на всякие добрые дела, включая прямую благотворительность. Говорили, что профессор ютился на чердаке, чтобы дать возможность другим жить на первом этаже, или что однажды он прожил целый месяц на черством хлебе и воде ради того, чтобы несчастная женщина легкого поведения, страдавшая от туберкулеза легких, могла со всеми удобствами умереть в дорогостоящей больнице.

Удивительно, но тот же самый человек написал трактат "De facinore humano"[55], в котором абсолютно искренне доказывал извечную и беспредельную испорченность рода человеческого.

Как ни странно, профессору Хувелиусу удалось написать одну из самых циничных книг в истории человечества (но сравнению с ним Гоббс[56]просто проповедовал розовый сентиментализм), и, нужно сказать, при этом он руководствовался самыми высокими побуждениями. Профессор утверждал, что большинство человеческих страданий, несчастий и скорбей происходят из ошибочного представления о том, будто человеческое сердце от природы и в основе своей предрасположено к добру и кротости, если не сказать к праведности. "Убийцы, воры, душегубы, насильники и целые сонмы прочих учинителей мерзости, — пишет он в одном месте, — рождаются из фальшивых притязаний и глупой веры в прирожденную человеческую добродетель. Разумеется, содержащийся в клетке лев есть свирепое животное, но что произойдет, если объявить его ягненком и настежь распахнуть дверцу? Кто будет в ответе за гибель мужчин, женщин и детей, которых он, несомненно, растерзает, как не те, кто выпустил его из клетки?" Далее Хувелиус доказывает, что короли и прочие правители народов могли бы в значительной мере сократить размеры человеческих несчастий, если бы опирались на доктрину о врожденной испорченности рода человеческого. "Война, — заявляет он, — являющаяся сама по себе худшим из зол, будет существовать всегда. Но мудрый правитель скорее пожелает вести кратковременную войну, нежели долгую, предпочтя длительному злу недолгое. Но он сделает это не из идущего от сердца великодушия по отношению к врагу, а всего лишь из желания победить легко, без великих людских потерь или утраты сокровищ, ибо понимает, что коль свершит этот подвиг, народ полюбит его, и корона его останется непоколебленной. А потому он предпочтет вести короткие победоносные войны, чтобы поберечь не только собственный народ, но и вражеский, ибо в кратковременной войне потери с обеих сторон меньше, чем в длительной. И таким образом из зла родится добро".

А как, спрашивает Хувелиус, следует вести такие войны? Мудрый государь, отвечает он сам себе, с самого начала почитает врага бесконечно испорченным и в равной степени глупым, ибо глупость и испорченность составляют главные черты человеческого существа. А посему мудрый правитель станет искать себе союзников в высших кругах неприятельского стана, а также среди богатой части вражеского населения, ибо именно эта часть, как известно, от века подвержена коррупции и склонна прельщаться любой возможностью обогатиться, при этом одурачивая бедных людей высокопарными речами. "Ибо вопреки общепринятому мнению именно богатый жаден до денег, в то время как обычных людей можно приручить разглагольствованиями о свободе — этом неведомом для них божестве. А коль скоро они очаруются словами ‘свобода и воля’, тут уж мудрый правитель может без опаски подступиться к ним и отобрать у них последнее, а после отделаться от них дружеским тычком в грудь. Этим он завоюет их сердца и голоса — что вообще нетрудно сделать, если суметь убедить их, будто именно таковое с ними обхождение как раз и называется свободой".

Руководствуясь подобными принципами, говорит Хувелиус, мудрый правитель прочно укоренится в стране, которую пожелает завоевать. "Более того, без особых забот и поистине в буквальном смысле слова он введет свои войска в самое сердце вражеской державы еще до начала войны".

Эти долгие и утомительные рассуждения в скобках были призваны пояснить все то, что Меррит рассказал в тот вечер своему зятю. Сам же он узнал о профессоре Хувелиусе от одного промышленного магната из глубинного графства Англии, которому довелось путешествовать по Германии. Вполне возможно, что зародившаяся в Мидлингеме чудовищная теория имела своим источником именно тот отрывок из писаний Хувелиуса, который я только что процитировал.

О реальном Хувелиусе, почитавшемся его коллегами едва ли не святым, Меррит абсолютно ничего не знал, а потому считал шведского профессора неким монстром беззакония. "Он гораздо хуже, чем этот безумный Ничто". — говаривал он, имея в виду не кого иного, как Ницше.

Итак, Меррит поведал доктору Льюису о том, как Хувелиус продал немцам свой злонамеренный план наводнения Англии немецкими солдатами. В заранее намеченных ключевых точках страны необходимо было накупить побольше земли. Англичан, владельцев земельных участков, нужно было подкупить или устранить, а затем производить тайные подземные работы до тех пор, пока вся страна в буквальном смысле слова не окажется подкопанной. Другими словами, под заранее намеченными районами Англии должна быть устроена подземная Германия — огромные пещеры, целые подземные города, тщательно осушенные, хорошо вентилируемые и в достатке обеспеченные водой. В этих подземельях из года в год следовало закладывать и накапливать громадные запасы продовольствия и снаряжения — до той поры, коща в "день Икс" своевременно оповещенное тайное войско выйдет из магазинов, отелей, контор и жилых домов, чтобы исчезнуть под землей и оттуда разить Англию в самое сердце, пока она не истечет кровью.

— Вот что рассказал мне Хэнсон, — заключил Меррит свое длинное повествование. — Ты, наверное, слышал о нем. Он возглавляет сталелитейный синдикат Бакли. Он очень долго пробыл в Германии.

— Что ж, — сказал Льюис, — может быть, так оно и есть. Но если это так, то нависший над Англией ужас не выразить никакими словами.