Погружение в Солнце - Дэвид Брин

Когда двери лифта сомкнулись, Джейкоб задумался, благоприятствуют ли обстоятельства предстоящему путешествию.

Проект назвали «Икар», это была уже четвертая космическая программа с таким названием и первая получившая его заслуженно. Задолго до того, как появились на свет родители Джейкоба – еще до Переворота и Договора, до Лиги энергетических спутников и даже до расцвета ныне почти забытой Бюрократии, – старое доброе НАСА решило, что интересно было бы сбросить на Солнце зонды однократного применения и посмотреть, что с ними произойдет.

Выяснилось, что, приближаясь к поверхности звезды, зонды ведут себя экстравагантно. Они сгорают.

Для Америки, переживавшей в те времена нечто вроде бабьего лета, не было ничего невозможного. Американцы возводили в космосе целые города – на этом фоне создание более устойчивых к внешним воздействиям космических аппаратов казалось плевой задачей.

Были разработаны обшивочные материалы, выдерживавшие колоссальные нагрузки и обладавшие способностью отражать практически любое излучение. Магнитные поля призваны были направлять потоки разреженной, но невероятно горячей плазмы, из которой состояли корона и хромосфера, прочь с траектории движения корабля. Мощные лазеры для связи пронзали солнечную атмосферу, обеспечивая двустороннюю передачу команд и данных.

И тем не менее автоматические летательные аппараты продолжали сгорать. Как бы ни были совершенны зеркала и термоизоляция, сколь бы равномерно ни распределяли по поверхности сверхпроводящие материалы, законы термодинамики никто не отменял. Рано или поздно тепло переходит из областей с более высокой температурой в зоны с более низкой.

Специалисты по физике Солнца могли бы и дальше безропотно жечь зонды в обмен на крупицы полезной информации, если бы Тина Мерчант не предложила другой путь.

– А почему вы не охлаждаете? – поинтересовалась она. – У вас же есть все, что для этого нужно. Вы могли бы запустить охлаждающую установку, которая перенаправляла бы тепло из одной части зонда в другую.

Коллеги ответили ей, что с применением сверхпроводящих материалов добиться равномерного нагрева всей поверхности не проблема.

– При чем тут равномерный нагрев? – возразила краса и гордость Кембриджа. – Нужно отводить весь излишек тепла из той части корабля, где установлены приборы, в ту, где их нет.

– И тогда эта часть загорится! – воскликнул один из коллег.

– Да, но мы можем предусмотреть целую серию таких «жаросбросов», – предложил другой инженер, чуточку поумнее. – А потом постепенно избавляться от них, один за другим.

– Нет-нет, вы не совсем правильно поняли. – Будущая трехкратная обладательница Нобелевской премии подошла к доске, взяла мел и нарисовала круг, а внутри него еще один. – Вот! – она указала на внутренний круг. – Сюда вы нагнетаете тепло, пока, через очень непродолжительное время, эта часть не станет горячее, чем плазма вокруг корабля. А потом, пока тепло не нанесло непоправимый урон, сбрасываете его обратно в хромосферу.

– И как же, – осведомился некий знаменитый физик, – вы намереваетесь это сделать?

Тина Мерчант улыбнулась так, будто уже предвкушала вручение награды за выдающиеся достижения в области космонавтики.

– Вы все меня прямо удивляете! – заявила она. – У вас на борту лазер для связи с яркостной температурой в несколько миллионов градусов! Так воспользуйтесь им!

Так началась эпоха солнечных батискафов. Передвигаясь отчасти благодаря собственной плавучести и отчасти за счет выбросов охлаждающих лазеров, исследовательские аппараты теперь были способны продержаться несколько дней, а то и недель и фиксировали малейшие изменения на Солнце, предопределявшие погоду на нашей планете.

Эта эпоха закончилась в день Контакта. Но вскоре на свет появились солнечные корабли нового типа.

Джейкоб задумался о Тине Мерчант. Интересно, как повела бы себя эта великая женщина, если бы оказалась на палубе современного солнечного корабля, неспешно плывущего сквозь самые сокрушительные бури, порожденные вспыльчивой звездой: испытала бы она настоящую гордость или просто была бы слегка озадачена? Наверняка, обведя взглядом корабль и пейзаж за иллюминаторами, Тина промолвила бы: «Ну разумеется!» Но могла ли она предвидеть, что ее собственные открытия будут дополнены достижениями инопланетных ученых, благодаря чему человек сможет путешествовать сквозь солнечные штормы?

Самому Джейкобу такое сочетание особого доверия не внушало.

Конечно, он знал, что это самое судно уже совершило с пару десятков успешных спусков. Не было никаких причин считать предстоящее путешествие опасным.

За исключением того, что еще один корабль, уменьшенная копия этого, загадочным образом потерпел крушение всего три дня назад.

Корабль Джеффа, возможно, сейчас представлял собой дрейфующее облако рассыпающихся кусочков металлокерамики и ионизированного газа, рассеянное в солнечной пучине на миллионы кубических миль. Джейкоб попытался представить себе, как выглядели хромосферные бури с точки зрения ученого-шимпанзе, смотревшего на них в последние секунды своей жизни, лишившись защитных пространственно-временных полей.

Потом прикрыл глаза и легонько потер веки. Он слишком долго смотрел на солнце, почти не моргая.

С облюбованного им места, одного из наблюдательных диванчиков, располагавшихся вровень с палубой, ему было видно почти целое солнечное полушарие. Половину неба занимал медленно ползущий красно-черно-белый шар с перистой каймой. В водородном спектре все приобретало зловещий малиновый оттенок; тонкая, изящная дуга протуберанца четко вырисовывалась у кромки диска; темные перекрученные ленты плазменных волокон и вдавленные, почти черные солнечные пятна, затененные в глубине и с полутенями на местах газовых потоков.

Топография Солнца отличалась почти неисчерпаемым многообразием. От вспышек, столь кратких, что их трудно было уловить невооруженным глазом, до медленных и величавых вращений – вся поверхность пребывала в постоянном движении.

Хотя основные ориентиры от часа к часу практически не менялись, Джейкоб научился подмечать бесчисленные более мелкие перемещения. Быстрее всего пульсировала поросль длинных и тонких спикул по периметру огромных пестрых участков. Импульс длился считаные секунды. А каждая спикула, насколько было известно Джейкобу, занимала площадь в тысячи квадратных миль.