Нелетная погода - Александр Бушков

– Пожалуйста, – сказал Панарин. – Предъявиразрешение и валяй.

– А кто нам его выдаст? Адской-то кухне?

– М-да, ситуация…

– Понимаешь, мне очень нужно. Очень.

– Понимаю, – сказал Панарин. – И поделатьничего не могу. Параграфы.

Кузьменко отчаянно вздохнул.

– Ладно, хиромант, – сказал Панарин. –Брезжит комбинация. Твой прибор нужно будет подключать к системам корабля?

– Ни боже мой! – воскликнул Кузьменко снадеждой. – Вот он, совсем маленький, я его в руках держать буду…

– Уже лучше, – сказал Панарин. – Видишь ли, вразрешении, выдаваемом репортерам Глобовидения, пишется просто: «Разрешаетсяучастие в полете для производства съемок», но количество «принимающих участие»не указывается, подразумевается, что это и так ясно. Соображаешь? Ничего я ненарушаю, всего лишь использую имеющие место прорехи в параграфах. Камеру зарепортером носить сможешь?

– Еще как!

– Вот и отлично.

– Ну, спасибо, милостивец… Однако ее еще и уговоритьнадо?

– Она человек свой, – сказал Панарин. – Япостараюсь.

– Ты ведь с ней вчера ушел из «Приюта»?

– Да так… – сказал Панарин как можно безразличнее,но Кузьменко все равно на него не смотрел, уткнулся в свой прибор, тот, что сантеннами.

– Тим, выполнишь еще одну просьбу?

– Смотря какую.

– Отойди метров на десять, постой там и вернись, хорошо?

Тон был серьезным. Кто их знает, его «черные ящики». Панаринприлежно отсчитал двадцать развалистых шагов, остановился, оглянулся –Кузьменко лихорадочно соединял два соседних прибора блестящим кольчатымкабелем.

– Можно? – негромко крикнул Панарин.

– Можно! – откликнулся Кузьменко, он не обернулсяи оторвался от прибора, лишь когда Панарин подошел. – Ну да, так и есть.Не от видеофона наводки, а от тебя.

– Это как?

– Так, – Кузьменко с жесткой откровенностью глянулему в глаза. – У тебя с этой феей какие-нибудь сложности? Заботит тебячто-нибудь?

– С чего ты взял? – сказал Панарин.

– А это он взял, а не я. Вот этот, – он кивнул наприбор с антеннами. – Шумишь ты, как спасательная капсула…

– Иди ты.

– Тим, это очень важно, я не из любопытства. Грызеттебя что-нибудь касаемо ее?

– Да, – неохотно сказал Панарин. – Грызет.Доволен?

– Доволен.

– Ты хочешь сказать, что этот скворечник читает моимысли? – Панарину захотелось отодвинуться, и он чертыхнулся про себя.

– Ну, до этого мы еще не дошли, и неизвестно, когдадойдем, просто… Ты ведь отличишь инфракрасное излучение от радиоволн, еслибудешь располагать соответствующей аппаратурой? Эта машинка всего-навсегопорядка на два сложнее кибермедика. Раздумья о производственных проблемах иразмышления о сложностях личных дел имеют различную длину волны, что ли.Понятно, назвать объект прибор не в состоянии – это я сам делаю выводы, собираясплетни нашей маленькой деревни.

– Интересно, – сказал Панарин, ощущая остроежелание немедленно испытать прибор на прочность посредством чего-нибудьтяжелого. – А что говорят биофизики?

Кузьменко грустно усмехнулся:

– Если ты пойдешь с этим к кому-нибудь из биофизиков,он тебя, не дослушав, спустит с лестницы и запустит вдогонку томом кого-нибудьиз их классиков…

– Но если ему продемонстрировать?

– Как ты ему продемонстрируешь? Этот чертов граммофонна Земле работать отказывался, а здесь работает как часы. И это не единственнаясложность… Наша с вами судьба, Тим, схожа не только внешней стороной. Мыпостоянно наталкиваемся на сенсационные результаты, но подвести под них теорию,свести в систему не можем. А без теории и системы все остается мозаикойвпечатляющих фокусов. Толкаемся вслепую, ищем новые пути…

Он замолчал. Молчал и Панарин. Из-за ближайшей палатки вышели направился к ним человек – женщина в старомодном платье, как показалосьсначала, но походка была мужская, и Панарин сообразил, что это священник.

«Этим-то что здесь нужно?» – подумал он растерянно ипопытался вспомнить книги и фильмы, способные подсказать, как с экзотическимгостем обращаться. В голове крутилась бесполезная чепуха, окрошка из протопопаАввакума, князь-папы Зотова и вовсе уж ни к селу ни к городу пришедшего на умкапуцина из какого-то приключенческого фильма.

Священник остановился перед ними, вежливо поклонился –благообразный, седой, с умным лицом. Шевельнулось прямо-таки детское желаниепотрогать его за бороду – настоящая ли? – настолько нереальным онвыглядел, не соответствовал веку и месту.

– Я имею честь обращаться к командору Панарину?

– Да, – сказал Панарин. – Чем могу служить?

– Арсений Николаевич Жезлов, руководитель группы. Мнехотелось бы согласовать с вами сроки нашего эксперимента.

Он протянул бумаги. Разрешение Технического управления наэксперименты в зоне полигона Проекта. Спецификация экспериментов – ничем непримечательный по характеристикам полет с довольно расплывчато указанной целью:исследование аномальных областей пространства конфигурации К-3. Панаринпроставил в бланке числа, по которым полигон был свободен, и «Апостол Павел»мог выделывать там все, что заблагорассудится. Расписался в положенном месте ивернул бумаги.

– Когда вы назначите день полета, придется оформить ещеодин документ, – предупредил он.

– Благодарю, мне это известно.

– Если не секрет, чем вы намерены тамзаниматься? – не удержался от вопроса Панарин.

– Тем же, что и вы – постижением истины. Только у васистина именуется природой, а у нас – богом.

– И вы думаете, что здесь вам к нему ближе? – неподумав ляпнул Панарин. – Простите, если я…

– В вашем вопросе нет ничего от колкости, – ничутьне обидевшись, сказал Жезлов. – В свое время церковные круги вели широкуюдискуссию о том, в какой же точке Вселенной Господь, говоря мирским языком,имеет место постоянного жительства.

– И где же? – с любопытством спросил Панарин.

– После долгих дебатов пришли к выводу, что угадыватьнамерения Господа и его пристрастие к определенным областям пространствачеловеку не дано.

– А когда-то указывали точный адрес, – сказалПанарин. – Между Тигром и Евфратом.

– Когда-то и ученые предлагали использовать длявоздухоплавания упряжки дрессированных орлов, – ответил шпилькой нашпильку священник. – Господь всюду. Как гласит псалом Давида: «Куда пойдуот духа твоего и от лица твоего куда убегу? Взойду на небо – ты там. Снизойду вад – ты там. (Кузьменко с отсутствующим выражением лица словно бы невзначайподкручивал верньер, косясь на шкалу.) Возьму крылья мои поутру и гряду кпоследним морям, но и там рука твоя удержит меня и наставит меня десница твоя…»– он замолчал. – Вам это вряд ли интересно, молодые люди…