Наука логики. Том 2 - Георг Гегель

Логическое счисление Плукэ избрало без сомнения самый последовательный прием для того, чтобы подчинить вычислению отношение умозаключения. Это счисление основано на том, что в суждении абстрагируют от различия отношения, т. е. от различия между единичностью, особенностью и всеобщностью, и фиксируют абстрактное тождество субъекта и предиката, в силу чего между ними устанавливается математическое равенство – соотношение, которое превращает процесс умозаключения в совершенно бессодержательное и тавтологическое образование предложений. В предложении «роза красна» предикат согласно этому учению должен означать не всеобщий красный цвет, а лишь определенный красный цвет розы; в предложении: «все христиане суть люди» предикат должен означать лишь тех людей, которые суть христиане; из него и из предложения: «евреи не христиане» следует заключение, которое не послужило хорошей рекомендацией этому силлогистическому счислению в глазах Мендельсона: «следовательно, евреи – не люди» (именно, не те люди, которые суть христиане). Плукэ указывает в качестве результата своего изобретения на то, что posse etiam rudes mechanice totam logicam doceri, uti pueri arithmeticam docentur, ita quidem, ut nulla formidine in ratiociniis suis errandi torqueri, vel fallaciis circumveniri possint, si in calculo non errant (даже невежды могут механически научиться всей логике подобно тому, как дети научаются арифметике, – притом так, чтобы их не мучило никакое опасение ошибиться в своих рассуждениях или быть обманутыми какими-либо хитростями, если только они не ошиблись в счете). Эта рекомендация, что невежд можно посредством счисления механически научить всей логике, представляет собой, конечно, наихудшее, что можно сказать о каком-либо изобретении в области изложения логической науки.

Развитие качественного умозаключения сняло абстрактность его определений; тем самым термин положил себя как такую определенность, в которой светится также и другая определенность. Кроме абстрактных терминов, в умозаключении имеется также и их соотношение, и в заключении оно положено как опосредствованное и необходимое; поэтому каждая определенность положена поистине не особо, как отдельная определенность, но как соотношение других определенностей, другими словами, как конкретная определенность.

Средним термином служила абстрактная особенность, которая сама по себе представляет собой некоторую простую определенность и была средним термином лишь внешним образом, по отношению к самостоятельным крайним терминам. Теперь же средний термин положен как тотальность определений; таким образом, он есть положенное единство крайних терминов; но ближайшим образом это есть единство рефлексии, охватывающей их собой; это – такой охват их, который, как первое снятие непосредственности и первое соотнесение определений, еще не есть абсолютное тождество понятия.

Крайние термины суть определения суждения рефлексии: единичность в собственном смысле и всеобщность в смысле определения отношения, или, иначе говоря, рефлексия, охватывающая собой многообразное. Но единичный субъект, как было показано при рассмотрении суждения рефлексии, содержит в себе, кроме принадлежащей к форме голой единичности, также и определенность, как безоговорочно рефлектированную в себя всеобщность, как предположенный, т. е. здесь еще непосредственно взятый род.

Из этой определенности крайних терминов, которая получается в ходе развития определений суждения, вытекает более детальное содержание среднего термина, который имеет капитальную важность в умозаключении, так как он отличает умозаключение от суждения. Средний термин содержит в себе 1) единичность, 2) но расширенную до всеобщности единичность, как все единичности, и 3) лежащую в основании всеобщность, безоговорочно соединяющую в себе единичность и абстрактную всеобщность, род. Таким образом, умозаключение рефлексии впервые получает настоящую определенность формы, поскольку средний термин положен как тотальность определений; непосредственное умозаключение является по сравнению с умозаключением рефлексии неопределенным, так как средний термин в нем пока что еще есть абстрактная особенность, в которой моменты его понятия еще не положены. Это первое умозаключение рефлексии может быть названо умозаключением всякости[56].

1. Умозаключение всякости есть умозаключение рассудка в его завершенности, но не более того. Что средний термин есть в нем не абстрактная особенность, но развернут в свои моменты и потому конкретен, это, правда, составляет существенное требование для понятия, однако форма всякости синтезирует единичное во всеобщность ближайшим образом лишь внешне, и, наоборот, во всеобщности она сохраняет единичное все еще как нечто непосредственно, само по себе существующее. Отрицание непосредственности определений, которое было результатом умозаключения наличного бытия, есть лишь первое отрицание, а не отрицание отрицания или абсолютная рефлексия в себя. Поэтому в основании указанной всеобщности рефлексии, охватывающей собой отдельные определения, все еще лежат эти отдельные определения, или, иначе говоря, всякость еще не есть всеобщность понятия, а есть только внешняя всеобщность рефлексии.

Умозаключение наличного бытия было потому случайно, что его средний термин, как некоторая единичная определенность конкретного субъекта, допускает неопределенное множество других подобных же средних терминов, и тем самым субъект мог быть сомкнут с неопределенным количеством других и даже противоположных предикатов. Но так как теперь средний термин содержит в себе единичность и в силу этого сам конкретен, то он может связывать с субъектом лишь такой предикат, который присущ субъекту как конкретному. Если, например, из среднего термина «зеленый» нужно было бы умозаключить, что данная картина приятна, так как зеленое приятно для глаз, или что стихотворение, здание и так далее прекрасны, так как они обладают правильностью, то, несмотря на это, картина и так далее могут быть отвратительны вследствие других своих определений, от которых можно было бы умозаключить к предикату «отвратительный». Напротив, когда средний термин обладает определением всякости, то он содержит в себе зеленое и правильность как нечто конкретное, которое именно поэтому не есть абстракция некоторого исключительно только зеленого, только правильного и т. д.; с этим конкретным могут быть соединены лишь такие предикаты, которые согласуются с тотальностью конкретного. В суждении: «зеленое (или правильное) приятно» субъект есть лишь абстракция зеленого (или правильности); напротив, в предложении «все зеленое (или: все правильное) приятно» субъектом служат все те действительные конкретные предметы, которые зелены (или правильны) и которые, следовательно, берутся как конкретные, со всеми теми их свойствами, какими они обладают помимо зелености (или правильности).