Ферзь. На грани - Елена Рейн

Хватка ослабла. Мужчина положил ладони на диван, стараясь не касаться меня. Он окинул меня задумчивым взглядом и сухо поинтересовался:

– Что скажешь?

– А разве у меня есть выбор? – обреченно воскликнула, медленно задирая его футболку, прикасаясь пальцами к груди, слыша хриплый стон мужчины. Потянулась и прикоснулась губами к шее, чувствуя мгновенный ток по коже.

Только хотела снять футболку, как он перехватил руки и убежденно заявил:

– Выбор есть всегда. Но в этот раз без жертв с твоей стороны. Мне надоел этот драматизм.

Его слова заставили задуматься. Застопорилась. Действительно, раз так… то зачем сопротивляться? Тем более мысль делить с ним постель… не вызывает отвращения или ненависти. Я горела от страсти в его руках. А потом… когда все закончится, я смогу дальше думать о своей нормальной жизни. Сейчас мы поедем на неделю в Ярославль, чтобы после суда пройти все затребованные процедуры. Так сказал Егор. Затем будем появляться только в определенные даты на судебные заседания. Остается надеяться, что все быстро закончится.

Да, я могла добровольно быть с ним, но подсознательно чувствовала, что это огромная ошибка. Нельзя соглашаться, чтобы потом не увязнуть. Или наоборот? Потом легче будет? Не знала, что думать.

Наклонилась, утыкаясь головой в его грудь, и сказала:

– Ты, правда, меня отпустишь, несмотря ни на что?

– Мне нужно только твое тело, – успокоил он, поднимая мое лицо за подбородок, притягивая к себе.

– Я хочу услышать обещание, – осмелилась просить, чтобы быть уверенной.

– Мое слово – обещание.

Мы смотрели друг другу в глаза, а потом я сама прикоснулась к его губам и прошептала:

– Спасибо, Вадим.

Ответ я ощутила. Его руки с силой сжали талию, придавливая к его мощному, возбужденному телу, а губы атаковали со всей страстью и дикостью, не давая шанса на нежность. Но я и не хотела. Я горела от острых, сладких ощущений, которые дарил мне этот мужчина.

Взволнованная сидела на скамейке, вытирая вспотевшие руки о платье. Прошло первое заседание. До сих пор не верила, что я смотрела в глаза Высокову, отцу моей дочери, уничтожавшему меня на протяжении сорока минут ненавистным взглядом. Была рада осознать, что сейчас у меня к нему остались лишь презрение, гнев и надежда, что он даст нам жить свободно. Нет, видела четко – он готов на все, чтобы я отдала ребенка и исчезла. Лучше всего НАВСЕГДА. Нужно отметить – его адвокаты столько грязи на меня вылили, что вынуждена была признать их богатое воображение. Хотя в зале суда меня трясло и слезы стояли в глазах.

Итог – процедура отцовства и психологические экспертизы. Этого ждала – Ретохин предупредил. Посмотрела на часы и увидела, как ко мне приближается мужчина. Все дни Егор заботился обо мне, удивляя добротой и пониманием. В своей квартире жить не могла, что Егор моментально понял, когда не отважилась пройти дальше порога. Он отобрал ключи и, закрыв дверь, молча повел в гостиницу, не отпуская моей ладони. Не могла объяснить свое состояние. Этот город душил меня, не оставляя надежды на счастливое будущее. Если получится и справедливость восторжествует, я бы хотела оборвать все связи и уехать. Очень хотела.

По деньгам – у меня оставалась сумма, что вручила мне Ирина перед моим побегом. Но когда я попыталась сказать мужчине, что хочу оплатить свое проживание, Егор недовольно нахмурился и попросил, чтобы не волновалась.

Ферзь не оставил меня, был моей тенью. Поздней ночью после заселения я проснулась от прикосновений и мужского тепла. Он сгреб в объятья и с недовольством буркнул, что если сама не усну, то найдет занятие. Было странно слышать такие слова от него, но решила, что он слишком устал. Тем более Вадим довольно сложный человек и понять его не могла. А наутро я проснулась от ласк его жадных рук, моментально реагируя, яро отвечая, забывая обо всем на свете.

Когда за завтраком в ресторане встретилась с Егором, стыдно было глаза поднять. Ретохин ухаживал, не замечая моих попыток оградиться от него. Я давала понять, что мне не нужны отношения, но он не слышал, отчего все больше путалось.

С Ириной разговаривала каждый день. Спрашивала про свою девочку, очень скучала. Но ничего не поделаешь. В одном была уверена – Алена в безопасности. И это успокаивало материнское сердце. Да, я не идеальная, наивная и простая, но ради своей девочки готова была на все.

Глянула на небо, отмечая белоснежные облака, расплывающиеся по небесному полотну. Плыли они безмятежно и нежно, завораживая своим видом. Хотелось закрыть глаза и ничего не делать, но гнетущие мысли настораживали. И пусть сегодня стояла теплая погода, хотела, чтобы день прошел побыстрее.

Мужчина в строгом черном костюме и лакированных туфлях подошел ближе. Он поправил пиджак на груди и доброжелательно заметил:

– Предлагаю сходить в ресторан. Узнал, что в одном чудесном месте подают исключительно красную рыбу.

Не могла не улыбнуться. В душе было столько благодарности, что не могла показать свои настоящие чувства. Я лишь покачала головой, чувствуя себя раздавленной. Хотелось забыться. Отмечая беспокойство в его глазах, поспешно прошептала:

– Прости, не могу, – хотела объяснить, чтобы Егор не обиделся.

– Не переживай, я все понимаю, – добродушно заверил он, протягивая руку, поднимая меня на ноги. Поправив летнее платье темно-синего цвета с цветочками, я кивнула и показала рукой в сторону парковки, как вдруг вздрогнула, не ожидая услышать до боли знакомый голос:

– Что же ты за столько дней к матери не пожелала забежать? Забыла или плевать?

Пораженно смотрела на старшую сестру. Не знала, что сказать, находясь в растерянности. Не ожидала. Лилия изменилась, поправилась, а в глазах появились пугающие льдинки. Хотя, может, и раньше они были? Просто тогда она совсем меня не замечала, как и я опасалась ее, зная, что ни к чему хорошему наше общение не приведет.

Смутилась и, прочистив горло, надеясь, что слова прозвучат спокойно, поприветствовала сестру:

– Привет, Лилия.

– Ну, привет, заблудшая овечка.

Стало неудобно от ее ехидства. Обида и разочарование звучали сильнее всего. Поэтому виновато выдавила улыбку и прошептала:

– Прости, не могла связаться.

Единственное, что смогла пролепетать. Не хотелось кричать и вспоминать о старом. Зачем? Я ей никогда ничего не докажу. Бесполезно надеяться.

– Ты не хотела! Эгоистка! Плевать на всех кроме своей личной персоны.

– Прошу перестать, – Ретохин говорил резко, давая понять, что сильно недоволен. – Маша плохо себя чувствует и…

– Я сама поговорю со своей сестрой! Не вмешивайтесь! – Лилия была раздражена. Она прожигала ненавистным взглядом мое дрожащее тело, показывая свою ярость, разочарование во мне, желая, чтобы я поддержала ее, подтвердив услышанные слова.