Рубины леди Гамильтон - Алина Егорова

Вика ее навещала, часто звонила, но это было уже не то. Раиса Александровна неизбежно чувствовала свое одиночество. Она включала телевизор, в основном канал «Культура», и под его тихое журчание читала Чехова. Это был один из немногих писателей, чьи произведения она могла перечитывать снова и снова, открывая книгу на любой странице. Раиса Александровна, читая, часто думала о своем. Торшер, кресло, шерстяной плед, плетеный столик с чашкой чая, мед, блюдце с тонко нарезанным лимоном, на коленях – книга, в голове – мысли. Много разных мыслей – и темных, и светлых. Раиса Александровна могла одновременно думать о моральных терзаниях книжного героя и о повышении стоимости коммунальных услуг.

Телефонный звонок заставил ее отложить в сторону Чехова вместе со всеми мыслями.

– Это квартира Грановских? – пробасил кто-то в трубке. – Сержант ГИБДД Цапко. Кем вам приходится Виктория Николаевна Грановская?

– Дочерью, – произнесла Раиса похолодев.

– Час тому назад ваша дочь погибла. Наезд неустановленным транспортным средством. Записывайте адрес, куда подъехать.

* * *

Зайцев бродил по узким университетским коридорам, где в разные времена побывали многие гениальные люди своей эпохи. Теперь – с портретов – они строго смотрели со стен главного здания, напоминая потомкам о необходимости просвещения. Лейтенант равнодушно окинул взглядом портреты великих деятелей культуры и двинулся дальше искать кафедру социологии. Ему предстояло собрать информацию о преподавателе Эмме Львовне Гамильтон. В идеале хорошо было бы найти ее задушевную подругу, которая рассказала бы о ней все. Две симпатичные студентки у входа подробно объяснили ему, как найти нужную кафедру. Там же стояли и парни. Олег хоть и считал, что мужчины ориентируются в пространстве лучше и точнее излагают свои мысли, но обратился к девушкам – общаться с ними ему было приятнее. Намотав по коридорам лишний круг, Зайцев нашел-таки искомое – закуток с вывеской «Кафедра социологии».

За добротными деревянными дверями кипела жизнь. Женщина в сарафане православного покроя и в круглых, как блюдца, очках хлопотала над букетом красных гвоздик. Она аккуратно подровняла стебли, собрала их в пучок, о чем-то задумавшись, на минуту прижала их к себе, а потом с сожалением поставила в хрустальную вазу. Ее звали Беллой Гавриловной или Беллой, как представилась она Зайцеву.

– Господи, несчастье-то какое! – заохала она надрывным голосом. – Такая красавица была и умница! Мы ее все любили, а студенты ее просто обожали. Какого ценного сотрудника и золотой души человека мы потеряли! Проректор о ней говорил: «Наша Эммочка – незаменимый специалист». А его похвала – не пшик, она дорогого стоит! А ведь еще молодая была, могла бы жить и жить. Что же это делается, а?

– Все мы там будем, не сегодня завтра, – «успокоила» ее Лидия Павловна – дама чуть за пятьдесят, с суровым, как у солдата, лицом. Она окинула Зайцева взглядом патрульного и убрала в сумку денежные купюры, которые тщательно пересчитывала.

– На венок собираем, – пояснила Белла. – От трудового коллектива, чтобы все по-людски сделать. А то кто же ей еще венок принесет? Она ведь одинокой была – без семьи и детей. Сын бросил ее, в Америке живет, о матери не вспоминает. Мужья ее тоже бросили – все трое. У нас же, у женщин, по жизни-то как – либо дом, либо работа. Я вот тоже без мужа осталась из-за работы. А где его, мужа-то, взять, если мужиков подходящих нет? Одни слишком стары, другие слишком молоды. Не со студентами же романы крутить?

– Некоторые крутят, и ничего.

– Зачем вы так, Лидия Павловна, о покойнице?

– Ничего дурного я о ней не сказала. Эмма молодцом была, не кисла в своей светелке, как некоторые. Чтобы на седьмом десятке охмурить молодого пацана – это надо быть о-го-го!

– Что это за пацан такой, которого Эмма Львовна охмурила? – заинтересовался Олег.

– Аспирант. Он под ее руководством диссертацию писал. Вот и написал.

– Имя и адрес этого аспиранта!

– Имя – вроде Федор или Мефодий, редкое какое-то имя…

– Феликс. Феликс Кожевский, – поправила ее Белла.

– Значит, Феликс. Мне один черт, я у него не преподавала. Адрес в деканате спросите, там скажут.

– Еще вопрос. Скажите, вы не знаете, кто из студентов бывал на даче у Эммы Львовны?

– Да кто у нее только не бывал! Всем факультетом туда мотались, занятия прогуливали. Мои пары, между прочим, – пожаловалась Белла. – Я им, паразитам, и зачетами грозила, и контрольные устраивала, а им хоть бы хны – как наступит пятница, так в аудитории пусто. К Эмме Львовне они по пятницам и ездили. Я ее просила не приглашать к себе мои группы, а она в ответ – мол, никто ко мне по пятницам не ездит, только в выходные.

– В прошлую пятницу ваши студенты тоже занятия пропустили?

– Как всегда.

– То есть они на выходных были у Эммы Львовны?

– Не обязательно, – вмешалась дама «солдат». – Студенты к Эмме не каждый раз ездили. А что они твои, Белла, занятия прогуливают, так это не из-за Эммы. Студенты всегда прогуливают, пока сессия им на хвост не наступит. Вот только к Эмме на лекции они ходили всегда, полным составом и слушали, как завороженные. О-го-го была тетка!

– Добрый день, господа! Все поместились? Никак не могу выпросить в ректорате аудиторию побольше.

Так начиналась почти каждая лекция Эммы Львовны. Средней величины комната с узкими, давно некрашенными окнами была под завязку наполнена студенческой братией. Мест за партами не хватало, и некоторые сидели по трое. Обычно в аудиториях всегда было полно свободных парт, так как у студентов, помимо учебы, находилось множество других интересных дел. Как говорил преподаватель теории вероятности, действующие лица меняются при постоянном количестве присутствующих. Такая картина наблюдалась практически на всех занятиях, кроме лекций по социологии – к Гамильтон приходили все. И дело заключалось вовсе не в том, что Эмма Львовна отличалась зловредным характером и требовала стопроцентной посещаемости. Отнюдь нет. Она олицетворяла собою предельную лояльность и была сторонницей вольных посещений. Насильно знания в чьи-то головы не вложишь, считала Эмма Львовна. Зачет по социологии получить легко – достаточно было прочитать по диагонали учебник. Только ходили на ее лекции все до единого, а если кто-то по каким-либо причинам не мог прийти, он искренне сокрушался, словно пропускал не лекцию, а зажигательную вечеринку. Двадцать шесть студентов, из которых подавляющее большинство – юноши, бегущие вприпрыжку на социологию, слушать преподавателя, затаив дыхание. И это на физико-математическом факультете, где к гуманитарным предметам студенты испытывают традиционно-снисходительное отношение, и оцениваются они по системе «зачет – незачет»! Технари вообще не воспринимают всерьез гуманитариев, смотрят на них с высот своих дифференциалов и рядов Фурье.

– В этот раз я хочу поговорить с вами об открытых и закрытых людях. Какой тип личности вам более симпатичен и к какому типу вы относите себя?