Григорий Потемкин - Ольга Игоревна Елисеева

Решено было выпустить на большую политическую сцену партию главнокомандующего Румянцева[299]. Ее претендент в качестве промежуточной фигуры удовлетворял обе основные группировки. Они на мгновение расступились, давая ему дорогу, чтобы в следующую минуту с еще большим ожесточением броситься друг на друга. Этим претендентом и был Потемкин.

На подступах к Силистрии

Вернемся к нашему герою. Дважды во время кампании 1771 года он оказался на волосок от смерти. После возвращения из Петербурга Потемкин получил командование корпусом и поспешил на соединение с войсками генерал-майора И. В. Гудовича у крепости Турна на Дунае. Между тем Репнин, прибыв к Турне, не нашел ее штурм целесообразным и приказал Гудовичу отступить. Турки, заметив, что основная часть русских войск отошла, предприняли нападение на двигавшийся к крепости пятитысячный корпус Потемкина. Силы неприятеля превосходили его в четыре раза. Два дня длилось сражение, где войска Потемкина отбивали нападение более чем двадцати тысяч турок. Наконец противник был разгромлен, и корпус Григория Александровича смог соединиться с основными силами.

В конце 1771 года Потемкин, как пишет Самойлов, «занемог сильной горячкою». Вероятно, это и был первый приступ болотной лихорадки, столь распространенной тогда на юге. Ею страдали и от нее умерли многие участники турецких походов. В те времена вспышки малярии и кишечных заболеваний свирепствовали в Причерноморье. Иногда им на смену из турецких владений приходила чума, как это случилось в 1771 году. Эпидемия, подхваченная войсками, распространилась до Москвы. Посреди чумных карантинов болотная лихорадка Потемкина была не худшим из возможного.

К несчастью, Григорий Александрович никогда не мог толком долечиться, а лишь загонял болезнь внутрь. После приснопамятного случая с глазом он еще больше не доверял докторам, хотя следовало бы отказаться от услуг знахарей. «И как он не соглашался принимать помощи от врачей и в болезни нимало себя не берег, то и выздоровлению своему обязан единственно крепкому сложению, — сообщал Самойлов. — Смотрение за собой поручил двум бывшим у него запорожцам, которым во время зноя, в том климате нестерпимого, приказывал окроплять себя самою холодною водою и сим придуманным им средством освободился от горячи и возвратил прежние свои силы»[300].

Болезнь не ушла. Она затаилась и в последующие годы давала о себе знать в периоды наибольшего напряжения сил. В те времена лихорадку лечили хиной, и в бытность свою при дворе Потемкин под бдительным оком государыни с неприязнью глотал снадобье. Но стоило ему оказаться вдали от Петербурга, и лекарство заменяли ледяные ванны. Наиболее сильные приступы наблюдались в 1783-м, 1787-м и, наконец, в 1791 году. Последний закончился трагически.

После выздоровления Потемкин принял корпус генерал-квартирмейстера Ф. В. Боура и по приказу Румянцева расположился с ним напротив города Силистрия, лежавшего на правом берегу Дуная. Посреди реки находился остров, на который турки не раз пытались переправиться под прикрытием силистрийской артиллерии, чтоб совершать диверсии на левом берегу. Корпус Потемкина должен был воспрепятствовать вылазкам гарнизона крепости. Однако военные действия в 1772 году практически не велись из-за перемирия.

Самойлов пишет, что во время конгресса в Фокшанах Потемкин находился там, а после отъезда Орлова отбыл к своему корпусу[301]. Вероятно, Григорий Александрович приехал вместе с Румянцевым, что являлось показателем доверия командующего. По окончании конгресса Потемкин вернулся к Силистрии, вокруг которой вскоре разгорелись главные действия. Кампанию 1773 года Григорий Александрович встретил в чине генерал-поручика. В январе несколько тысяч силистрийских турок переправились на остров, но войска Потемкина отразили их удар и прогнали обратно в крепость, потопив и взяв в плен множество лодок, на которых осажденные форсировали реку. Сразу после этого Румянцев приказал Григорию Александровичу атаковать турецкие укрепления на правом берегу в урочище Гуробалы. Тем временем генерал О. А. фон Вейсман должен был ударить с другой стороны, переправившись через Дунай в Измаил. Операция завершилась успешно, и неприятель был выбит из Гуробал.

В начале июня главные силы двинулись на Силистрию. Командование левым флангом фельдмаршал поручил Потемкину. Во время наступления Григорий Александрович попросил у Румянцева разрешения действовать со своей конницей в авангарде. Командующий разрешил, что оказалось весьма кстати, поскольку первый гренадерский полк, которым руководил полковник С. Р. Воронцов, попал в окружение. Гренадеры наступали развернутой линией и были взяты в кольцо турецкой кавалерии, теснившей их с «фрунта» и с флангов. Попытка Воронцова развернуть последнюю шеренгу и отступить не дала результатов, так как турки замкнули круг и с тыла. Кавалеристы Потемкина ударили по турецкой коннице, смяли, опрокинули ее и погнали к крепости, так что турки попали под картечные выстрелы своих же товарищей, бивших с силистрийского ретраншамента.

Таким образом, Первый гренадерский полк был спасен от уничтожения. Любопытно, что, рассказывая о том же самом эпизоде, Воронцов утверждал, будто это его гренадеры спасли конницу Потемкина от разгрома, а самого Григория Александровича от неминуемого плена[302].

Поскольку мы знаем о случившемся только из мемуарных источников, то выяснить, что же произошло под силистрийскими стенами, довольно трудно. Главная задача гренадер — метанием гранат уничтожить как можно больше живой силы противника. Для успеха их действий необходимо, чтобы перед ними находился только неприятель. Когда завязывалась схватка, швырять гранаты по дерущимся становилось опасно: можно было нанести урон не только врагу, но и своим. Помещение гренадер в авангарде обеспечивало им возможность удара по «однородному» неприятелю.

Именно так Румянцев и расположил полк Воронцова. Но его атака захлебнулась. Турецкая конница взяла гренадер в кольцо. Самойлов говорит: «Потемкин, чувствителен будучи к славе, с прискорбием видя себя не в передовых войсках, упросил фельдмаршала, дабы позволено ему было идти вперед»[303]. Вероятно, прорыв конницы с левого фланга в авангард против турецкой кавалерии был специально предпринят по приказу Румянцева в помощь неудачной атаке гренадер. Фельдмаршалу донесли об опасном положении Воронцова, тем временем Потемкин просился на передовую, и Румянцев разрешил его коннице действовать.

Если следовать рассказу Воронцова, то Потемкин первый должен был соприкоснуться с неприятелем, чего быть не могло, поскольку Григорий Александрович в начале наступления находился на левом фланге. Раньше других турок встретили выдвинутые вперед войска авангарда, где находились гренадеры. Когда русская конница пришла им на выручку, надо полагать, и сами гренадеры не остались безучастны: имело место боевое взаимодействие, что и позволило Воронцову впоследствии приписать лавры себе.