Мгла над миром - Всеволод Алферов

– Никогда не слышал о таком законе!

– И тем не менее он есть, – Кийяз погладил подлокотник подушечками пальцев. – И я как пострадавший намерен допросить тебя. Итак, кто же послал тебя?

Сказать по правде, Кийяз был близок к ответу. Чародей не видел, как выйти из положения, был почти готов сдаться и выложить то немногое, что знал. Остановил его один из тюремщиков, вновь дернув мага за ремень на спине. Напомнил, что за разговорчивость никто не обещал свободы или даже мирного конца.

– Сколько магов, кроме тебя, есть в городе? Помогал ли тебе кто из местных?

Ханнан вновь поднял взгляд на жреца.

По-своему Кийяз был красив – той благообразной величественной красотой, что появляется к старости. Образ портили глаза: в них не было вовсе никакого выражения. Ни удовлетворения, ни насмешки – лишь твердая уверенность в правоте. Нет, от этого пощады не будет. А значит, все, что мог сказать Ханнан, не имело смысла.

– Ты беглец? – вопросом на вопрос ответил он. – Сбежал из Круга? Или один из тех, кого пропустили Путники?

Он получил чувствительный тычок в почки, но жрец поднял руку, и его оставили в покое.

– Ты поступаешь неразумно, – с легкой досадой отметил Кийяз. – По-твоему, я дешевый злодей из дрянной баллады? Думаешь вывести меня из себя? Ты ведь понимаешь, я все равно получу ответы.

Он умолк, давая пленнику вдуматься в свои слова. Нет, жрец не опускался до угроз или стращания – а может, делал это намеренно, давая фантазии мага разгуляться… Должно быть, страх в глазах Ханнана удовлетворил его, поскольку патриарх повторил:

– Начнем сначала… Так кто тебя послал?

– Я пришел сам. Я вырос в Сакаре.

– Ложь.

Шахва не разлепил губ, однако низкий грудной голос исходил от него. Как будто Искалеченный излучал его кожей.

Жрец встал и внезапно оказался рядом с магом, от него пахло мылом и благовониями. Вблизи его глаза оказались карими, как старый мутный янтарь.

– Ты глуп, кто бы ты ни был, – заметил патриарх. – Но, наверное, это правильно: не увидев плетки, не знаешь, чего нужно бояться. Пусть это послужит тебе уроком. Дейр? – окликнул жрец, и шахва сделал шаг вперед. – Начинай.

Кийяз так и остался сидеть над пленником: то ли жрецу доставляло удовольствие видеть ужас в его глазах, то ли он хотел быть рядом, когда ответы польются один за другим, как ливни в сезон дождей. Шахва навис за его спиной, заслонив собой свет.

Поистине, лучшие в мире палачи – это маги. Как, впрочем, и во многом другом. Только чародей может обрушить на беззащитное сознание волны боли, такой, что никогда не выдумать природе – и ровно столько, сколько жертва способна выдержать. Остановиться, когда нужно. Отдать капельку своей силы, давая пленнику прийти в себя. Не позволить жертве соскользнуть в забвение. Наверное, за годы владычества чародеев такие муки выпадали и на долю простых смертных. Наверное. Вскоре в голове мага не осталось иной мысли, кроме боли.

Ханнан не сразу понял, что все закончилось, и он в сознании. Он не мог сказать, сколько времени корчился на полу.

– А теперь перейдем к ответам, – издалека донесся голос жреца.

Пытка разбудила каждую клеточку в теле мага, так что он с болезненной остротой чувствовал даже движения воздуха. Его висков коснулись бархатные перчатки, под которыми не было ничего: лишь пустота и сила. Затем разум шахва вошел в его сознание.

Как захватчик во взятый штурмом город. Как мужчина в сопротивляющуюся женщину. Ничего общего с тем, как просматривал память девочки Ханнан – Искалеченный действовал грубо, зло, с кровью вырывая воспоминания, чтобы рассмотреть ближе. Глазами чародея шахва видел Круг: сад медитаций, ажурный дворец Зала Костра. Гостиную Верховного, в которой тот предложил магу отправиться на юг, – и долгий путь, Такани, лавку, девочку… С похотливым смешком шахва перебрал женщин, бывших в жизни Ханнана, и облапал память об Арсиле, вторгшись еще дальше, в воспоминания голодного мальчишки.

Ханнан чувствовал себя, будто с него слой за слоем сдирают одежду – не обращая внимания на треск ткани и красные полосы на коже – обнажая беспомощного испуганного ребенка. Память сочилась кровью. Он начал думать, что ему никогда не собрать свой искалеченный разум вновь, когда вдруг все кончилось.

Некоторое время он лежал, тяжело дыша, распахнутыми глазами глядя в потолок. По его вискам текли слезы. Подбородок был мокрым от выступившей на губах слюны. Жрец говорил, но чародей его не слышал. Пока легкая пощечина не привела мага в чувство.

– Я узнал все, о чем тебя спрашивал, – все так же мягко сказал Кийяз. – Но это не все, что мне нужно. Я хочу знать, как ты учился магии и что умеешь. Все, что ты знаешь о Круге и его устройстве. Подумай на досуге, что тебе есть сказать. Надеюсь, мы придем к согласию.

Ханнан смог выдавить лишь стон. Жрец встал, и находившиеся в комнате люди потянулись к двери: здоровяки, одетые как Черные Братья, Искалеченный…

– Скажи, жрец… – выдохнул маг, силясь успеть, пока не остался один. Кийяз обернулся на сдавленный голос. – За что ты нас ненавидишь? Ведь ты такой же, как я.

Ханнан и сам не знал, зачем ему это. Он не собирал сведения и не думал, что ему будет с кем ими делиться. Все, что он хотел, – понять. Быть может, чтобы подладиться к тюремщику… кто знает?

Долгие мгновения патриарх молчал, видно, раздумывая о том же. Что уж он решил: что жертва станет податливей, зная, в чьих руках находится, или что другое – но он ответил.

– Есть разница между даром богов и извращением сути, которое калечит мир. Жрецы Джахата не чувствуют ее, и уж тем более не вы, колдуны Круга.

– Не понимаю.

Жрец усмехнулся.

– Давным-давно, задолго до Завоевания, храмы выискивали благословленных богами детей и воспитывали их как жрецов. Через них боги являли в мир свои чудеса. Потом Царство развалилось, захваченное степняками, и во дворце царей сели варвары. Все было утрачено. И следом пришли вы: высокомерные, надменные… Жестокие. Вы не пытались повторить то, что было прежде. Вас не интересовало ни Царство, ни боги, ни люди. Только вы и ваши желания. Сверхчеловека нужно воспитывать… определенным образом. Иначе он превратится в зверя. Сейчас ты на своей шкуре испытал, что это – власть тех, кому все дозволено.

Умолкнув на мгновение и обернувшись – слушают ли последователи? – жрец закончил:

– Я и многие другие слуги Вахура – несем божественную милость. Ты же вырос в притоне зверя и сам уподобился ему. Грань между зверем и человеком всегда была тонка, вся разница в воспитании. Ты… можешь подумать и об этом, у тебя будет довольно времени. Но я не тешусь пустыми надеждами, что ты поймешь.

Он вышел в облаке ароматов и шелесте одежд, и его свита потянулась следом. Шахва задержался на миг, обернулся к магу – и кожаные ремни осыпались прахом, оставив по себе ошейник и браслеты.