На основании статьи... - Владимир Кунин

Здесь так привыкли к этой сапожной будке!

Она стала почти символом района нескольких улиц, называющихся по-василеостровски — «линиями».

Около нее назначали встречи, свидания…

— Пей, Рафик!.. Пей… Плачь и пей. Я тебе совсем немного налил…

— Не пью я, дядя Федя. Сказал же — не пью.

— Тебе твоя вера не позволяет?..

— Нет у меня никакой веры. Не было и нет. А теперь — тем более.

— Ну, поплачь, сынок… Поплачь. Легче станет…

— Это я уж как-нибудь без тебя поплачу, дядя Федя. Не обижайся.

— Чего мне на тебя обижаться? Ты, Рафик, у меня на глазах вырос. Коммуналка, сынок, — великая сила. Она или роднит людей, или баррикады меж них прокладывает. Ну вот скажи, чего она за меня тогда не пошла, когда я с фронта вернулся? Когда мне комнату в этой же квартире дали. Счас мы б с тобой одной семьей были. Молчишь? А я тебе скажу, почему она за меня не пошла. Потому что я не вашей нации. А ведь я ее всю жизнь… До седых волос! До боли сердечной… До ума лишения. Потому и не женился больше ни на ком. Ни одной бабы в дом никогда не приводил!.. Чтоб соседушку свою не обидеть. Когда с кем и было чего на стороне — так в глазах все равно Фарида грезилась. Представлял, понимаешь, Рафик, будто я с ней это… Извини. Вот еще выпью за помин души моей соседки ненаглядной, Фариды Искандеровны Алимхановой, и заплачу…

Рафик сидел за кухонным столом так, что ему был виден почти весь коридор с опечатанной дверью в комнату тети Фариды.

— Погоди, дядя Федя. Не пей пока. И заплачешь позже. Расскажи мне еще раз — как это все случилось…

…Их было трое. Лет по четырнадцати, по пятнадцати. Совсем — пацаны.

Тридцать первого декабря, часов в шесть вечера, проходили они мимо будки «Чистка и мелкий ремонт обуви». Будка была закрыта от холода.

Заглянули в светящееся желтым светом окошечко величиной с развернутую ученическую тетрадку.

Внутри будочки увидели тетю Фариду.

Та уже домой собиралась: складывала по коробкам банки с гуталином, шнурки, стельки. Прятала в скошенный ящик с подставкой для ноги клиента щетки для чистки разной обуви.

Пошептались трое пацанов, огляделись и увидели за будочкой деревянную лопату тети Фариды. Большой кусок пятимиллиметровой фанеры, укрепленный на древке от дворницкой метлы. Тетя Фарида этой лопатой всегда снег от дверей будки отгребала.

Взяли пацаны тихонько лопату, зашли за будку с той стороны, где окошечка нету. Чтобы хозяйка их не увидела.

Один вынул из кармана какой-то баллончик, потряс его, что-то взболтал в нем, нажал на кнопку сверху и давай аккуратно выводить какие-то буквы струей этого баллончика на белой фанерной лопате…

Еще один, тот, который был повыше остальных, вытащил из-под куртки бутылку с фитилем, торчащим из горлышка. Третий поджег этот фитиль.

А первый, с лопатой, ну совсем пацанчик… резко распахнул дверцу будочки, второй бросил туда бутылку с горящим фитилем и так громко-громко на всю улицу крикнул:

— С Новым годом, сука старая!!!

Дверцу будки захлопнули, снаружи лопатой подперли, чтобы изнутри было не открыть, и побежали по Восьмой линии в сторону Малого проспекта…

А внутри будки что-то рвануло, вспыхнуло, заполыхало!

Кричит, рвется оттуда тетя Фарида, а дверь не открывается… Очень крепкую лопату сделал ей дядя Федя.

Нюрка, старая знакомая тети Фариды, уличная продавщица полугорячих пирожков, жаренных в прогорклом масле, постоянно занимавшая для своей коммерции угол дома напротив, через дорогу, бросила укутанный ящик с теплым товаром, побежала в своем зипуне и валенках к полыхающей изнутри будке, закричала на всю улицу истошно:

— Убили!!! Убили!.. Спасите!..

Народ собрался моментально. Тут тебе и метро, и трамваи один за другим останавливаются, и троллейбусы за углом!

Вырвали лопату, которой дверца будки была заклинена, а оттуда как полыхнет пламенем с каким-то странным сладковатым химическим запахом! И тетя Фарида, черная, обгорелая с ног до головы, прямо в снег выпала… Только ноги там еще в огне были.

Взялись ее из огня оттаскивать, да поздно — уже мертвая.

А на белой деревянной лопате красной краской из того баллончика было написано:

«Россия только для русских!»

…Пьяненький дядя Федя положил тяжелые заскорузлые руки на кухонный стол, уронил на них голову и тихо плакал.

Рафик встал из-за стола, взял ключи от своей собственной квартиры, которые хранились здесь, на Васильевском, и просто висели в кухне на гвоздике. Оделся, перекинул рюкзак через одно плечо. Нагнулся и поцеловал дядю Федю в лысину. Тот, не поднимая головы, заплакал еще горше.

Освобожденный из мест заключения гражданин Алимханов Р. Ш. вышел в коридор, прижался лицом к опечатанной двери комнаты тети Фариды, постоял так несколько секунд, надел роскошную пыжиковую шапку — один из ярчайших символов возросшего благосостояния советского человека, и уехал к себе домой — на Обводный…

Долго ехал в промерзшем трамвае, два раза пришлось пересаживаться. Один раз, как потом сообразил, — был лишний. Забыл за эти пять лет — куда идет, какой номер… Рафик и раньше-то на трамваях редко ездил. «Харлей» под задницей — чего еще нужно?

От Лиговки дошел пешком по набережной Обводного канала до своего дома. Сошел с тротуара на пустынную проезжую часть, посмотрел на свое окно во втором этаже. А там свет горит!

Поднялся по лестнице. На всякий случай посмотрел на номер квартиры — не ошибся ли? Да, нет… Его это номер. Здесь он жил, отсюда его брали, сюда же привозили на следственный эксперимент… И вот, на тебе!

Постеснялся совать свои ключи в скважину — вдруг кого-нибудь напугает… Нажал на кнопку звонка. А в квартире хорошо слышный детский голос: «Мама! К нам пришли!» И легкий топот бегущего ребенка.

Незнакомо залязгали чужие замки. Дверь приоткрылась сантиметров на тридцать. На длину толстой цепочки.

За цепочкой стояла молоденькая женщина в старом перекошенном байковом халате. Из-за нее выглядывали две совершенно одинаковые девочки лет пяти. Близнецы с большими синими глазами. Одеты они были тоже одинаково — бедно, нечисто и неряшливо.

«Господи… Как она их различает?..» — растерянно подумал Рафик и сказал:

— Извините… Это моя квартира…

— Что вы! — удивленно сказала женщина и улыбнулась. — Вы, наверное, что-то перепутали. Мы здесь уже три года живем. Муж эту квартиру еще в шестьдесят пятом от Балтийского морского пароходства получил…

Рафик помолчал, глядя в синие глаза близнецов. Потом решился:

— А с мужем вашим я не мог бы поговорить?

— Он в море, — привычно и быстро ответила женщина и наклонилась к близнецам: — А ну, марш отсюда! Стоят на сквозняке!..