Долг чести - Том Клэнси

– Как тебе удалось столько узнать?

– Нашим отделением в Сиэтле руководит специальный агент Чак О'Киф, Когда-то я работал под его началом. Он попросил меня поговорить об этом с Биллом Шоу, Билл разрешил провести негласное расследование, которое ни к чему не привело, а у Чака работы в его отделении и без того по горло.

– Я посоветуюсь с Мэри-Пэт. Еще что-нибудь? – Извини, дружище, но об этом тебе придется спросить босса

Проклятье! – подумал Райан, глядя на уходящего Мюррея Почему у нас всегда столько тайн?

Во многих отношениях действовать в Японии было на редкость трудно. Одной из причин этого являлась, конечно, расовая проблема. Строго говоря, Япония не представляла собой однородное общество. Здесь жили айны, древние обитатели японских островов, но они населяли главным образом самый северный остров, Хоккайдо. Их по-прежнему называли аборигенами, они были почти полностью изолированы от остального японского общества, и отношение к ним было не из лучших. Кроме того, здесь жило немало корейцев, их предков ввозили в Японию в начале века как дешевую рабочую силу, подобно тому как Америка принимала иммигрантов на побережья Тихого и Атлантического океанов. Однако в отличие от Америки Япония отказывалась предоставить иммигрантам свое гражданство, если только они не соглашались полностью адаптироваться к японским условиям, превращаясь на самом деле в натурализованных японцев, что было особенно странно, потому что сами японцы были выходцами из Кореи, что убедительно доказали исследования ДНК. Впрочем, японцы – особенно представители высших слоев населения – категорически и в большинстве своем с негодованием отрицали это. Для японцев все иностранцы относились к категории гайджин. Это слово, как и множество других, имело в японском языке разные оттенки. Обычно оно великодушно переводилось как «иностранцы», однако могло означать и «варвары», подумал Чет Номури, в том уничижительном смысле, который имело это слово, когда впервые было употреблено греками. Ирония заключалась в том, что он сам, являясь американским гражданином, относился к гайджин, несмотря на свое чисто японское происхождение. И хотя он рос, испытывая ненависть к расистской политике американского правительства, когда-то причинившего немало зла его семье, ему понадобилось провести на земле предков всего лишь неделю, чтобы уже мечтать о возвращении в Южную Калифорнию, где жизнь была такой приятной и спокойной.

Живя и «работая» здесь, Честер Номури испытывал странные ощущения. Прежде чем его отобрали для участия в операции «Сандаловое дерево», он подвергся тщательной проверке. Номури стал сотрудником ЦРУ вскоре после окончания Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и не очень хорошо понимал причины, побудившие его сделать такой выбор, разве что смутное стремление к приключениям, смешанное с семейной традицией государственной службы. Оказавшись в ЦРУ он, к собственному удивлению, обнаружил, что ему нравится там. Это так напоминало работу в полиции, а Номури обожал полицейские романы и телефильмы. Больше того, служба в ЦРУ была чертовски интересной. Каждый день он узнавал что-то новое. Казалось, он сидит в классе, а перед ним проходит увлекательная история мира. И все-таки самым важным уроком, который он усвоил, было осознание того, сколь мудрым и проницательным человеком был его прадед. Номури не закрывал глаза на недостатки Америки, но предпочитал жить там, а не в любой другой стране, где ему довелось побывать. Вместе с этим ощущением пришла гордость за свою работу, хотя он все еще не совсем понимал, в чем заключается его задание. Конечно, и управление, пославшее его сюда, тоже не все понимало, но Номури не осознавал этого, когда при подготовке на «Ферме» ему говорили о гибких рамках задания. В конце концов, разве такое возможно? По-видимому, это какая-то непонятная для него профессиональная шутка.

В то же самое время Номури был слишком молод и неопытен, чтобы должным образом оценить существующую здесь двойственную обстановку, позволяющую агентам действовать с такой легкостью. В особенности это касалось пригородных поездов.

В вагонах набивалось столько людей, что по коже у него бежали мурашки. Номури не ожидал оказаться в стране с такой плотностью населения, что постоянно приходилось стоять, прижавшись к самым разным незнакомцам, и скоро он понял, что маниакальное стремление японцев к чистоте, личной гигиене и сдержанному поведению просто следствие этого. Люди настолько часто сталкивались, прижимались или каким-то другим образом находились в физическом контакте друг с другом, что недостаток подчеркнутой вежливости привел бы к такой бойне на улице, по сравнению с которой насилие, царившее в самых преступных районах американских городов, показалось бы детскими играми. Сочетание вежливого смущения и улыбки после случайного соприкосновения с ледяной личной замкнутостью помогало здешним жителям переносить такую жизнь, хотя Номури все еще не сумел привыкнуть к этому. «Человеку нужен простор» – эта фраза пользовалась огромной популярностью в Калифорнийском университете. В Японии, совершенно очевидно, ее встретили бы с непониманием, потому что как раз простора здесь не было.

Непонятным было и отношение к женщинам. В переполненных вагонах пригородных поездов стоящие и сидящие служащие по пути на работу и с работы читали комиксы, называющиеся здесь манга. Это были сокращенные варианты романов, что вызывало у Номури серьезное беспокойство. Недавно в продажу снова поступила популярная книга восьмидесятых годов под названием «Рин-Тин-Тин». Но это был не добродушный пес из телевизионного сериала пятидесятых годов, демонстрировавшегося по американскому телевидению, нет, это был пес, наделенный собакой-любовницей, который беседовал с нею и… занимался сексом. Такого рода произведение не вызывало восторга у Номури, но вот впереди на скамье сидит пожилой служащий и увлеченно разглядывает страницу за страницей, а рядом, вперив взгляд в окно поезда, стоит японка, может быть заметив, что за книга в руках соседа, а может быть, и нет. Война между мужчинами и женщинами в этой стране несомненно идет по другим правилам, чем в Америке, подумал Номури. И тут же постарался забыть об этом. В конце концов, это не входило в его задание. Впрочем, он не подозревал, что скоро поймет, насколько был не прав.

Он не увидел момента передачи. Стоя в третьем вагоне поезда у задней двери и держась за поручень над головой, он читал газету и даже не заметил, как в карман его плаща кто-то сунул конверт. Так всегда это происходило – в какой-то момент плащ становился чуть тяжелее. Однажды он повернулся и… никого не увидел. Черт побери, он действительно стал членом профессиональной организации.

Через восемнадцать минут поезд подошел к перрону вокзала, двери раздвинулись, и из вагонов лавиной хлынули толпы спешащих людей. Служащий, сидевший в десяти футах от него, сунул в портфель свой «иллюстрированный роман», вышел из вагона и направился к месту работы, сохраняя бесстрастное выражение лица и несомненно скрывая свои мысли за маской равнодушия. Номури направился в свою сторону, застегивая на ходу пиджак и пытаясь догадаться, какими будут новые инструкции.

* * *

– Президент знает об этом?