ВоенТур - Александр Айзенберг

наверное не хватит. А по тому маршруту, что я прикинул и хорошее покрытие на дороге и мосты соответствуют. Только тут они пойдут!

Эх!!! Была бы у меня сейчас «Тактика», набросал бы по всем канонам схему обороны. Тут были бы и реснички оборонительных позиций, и… Да много чего было бы! А по факту мы пока сами не знаем, какими силами можем выставить заслон. Поэтому надо возвращаться на станцию, пока немецкая авиация не подтянулась.

Бл…! Язык мой — враг мой! Накаркал! Не прошло наверное и нескольких минут, как сначала в воздухе возник тонко вибрирующий звук, а затем уже и простым глазом можно было увидеть, как с запада, на фоне почти закатного солнца надвигается девятка одномоторных немецких самолетов, с очень характерным неубирающимся шасси в уродливых обтекателях. «Символ блицкрига» — пришли на ум, почему-то именно эти слова. Когда-то, уже не помню, то ли книгу читал с таким названием, то ли фильм смотрел, но в интернете дело было — точно помню! И вот этот символ у меня перед глазами — вживую!

Вся стая «Штук» уже прошла над нами. Ведущий девятки неожиданно, вдруг резко перевернулся в воздухе и почти отвесно устремился вниз! Резко завыли включенные сирены. С нашего место очень хорошо был виден характерный излом крыла пикировщика, и в этот миг от самолета отрывается и начинает падать стремительная черная капля…

…миг, и с рвущем душу воем, она несется к земле! Со стороны кажется, что немецкие пилоты заколачивают в землю дьявольские гвозди. Как только прекратится эта жуткая карусель, мы вернемся на станцию. На максимальной скорости наша «сорокчетверка» рассекает пространство.

Успел только нырнуть в башню, как раздался жуткой силы грохот, и танк ощутимо качнуло в сторону. Осколки и комья земли с камнями сильно забарабанили по броне. Приникаю к перископу, но практически ничего не вижу — все вокруг заволокло пылью и дымом.

Ф-у-у-у-х!!! Кажется пронесло! Но через приборы ни хрена не видно! Надо вылазить. Аккуратно поднимаю крышку люка и осторожно выглядываю. Бомба упала сзади-слева от танка — там сейчас огромное пылевое облако. Был бы я сейчас на своем Т-80, включил бы ТДА и пересидел бы в дыму, пока у «лаптежника» топливо не кончится! А так надо выкручиваться собственными силами. Для начала, дав команду механу, машина задним ходом заползает в еще не осевшую пыль от взрыва. От невыносимой жары мельчайшие пылинки долго держаться в воздухе. Двигатель негромко работает на холостых, из-за этого слышно как «Юнкерс» возвращается назад. И вот рев его двигателя и включенной сирены заглушил звук нашего мотора. И когда этот рев достиг предела, над танком мелькнула огромная тень. Взрыва не было... Получается, не увидев танк, самолет пошел на новый заход или прекратил охоту? Интересно какой запас топлива у этого «лапотника»? Неожиданно ко мне по ТПУ обратился наводчик «сорокчетверки»: — Командир, давай накажем наглого фрица?

— Как?

— Долго объяснять, разрешите?

— Уверен?

— На все сто!

И столько было спокойствия в этом ответе, что внутренний голос азартно нашептывал — «Давай!». И губы, казалось сами собой повторили: — А давай накажем!

На ходу поворачивая башню, танк подъехал к крутому берегу ручья и, опустив нос, как будто попытался туда нырнуть. Но глубины оказалось недостаточно, и, лишь чуть чуть замочив переднюю часть корпуса, Т-44 замер почти вертикально, а развернутая назад башня устремила длинноствольную пушку навстречу врагу, она смотрела в небо, почти как зенитное орудие.

Слышу по внутренней связи, как наводчик дает команду заряжающему:

— Шрапнельный!

Зримо предствляю как заряжающий отвернув колпачок, быстро выставил трубку и слитным движением забрасывает желтеющий латунью снаряд в ствол. Динамик шлемофона отчетливо передает лязг клина затвора. А мое воображение дорисовывает как прячется за ним донце гильзы….

Приоткрыв люк, увидел что пыль немного осела и мне четко видно как «Юнкерс» снова разворачивается на нас. Вот он уже закончил подход и начал делать переворот через крыло чтобы мотор не заглох при входе в пике. Секунда, вторая… Самолет продолжает стремительно пикировать, с включенной сиреной, он неумолимо приближался к нашему танку. Когда казалось, что уже ничто нас не спасет от прямого попадания вот-вот сброшенной мощной бомбы, грянул пушечный выстрел. Ощутил как Т-44 немного сполз вниз. На месте «Ю-87» мелькнула яркая вспышка, и во все стороны разлетелись его бесформенные куски, волоча за собой дымные хвосты. Высунувшись по пояс из люка, заметил, как кружа в воздухе, они падали в болото и на лес рядом с ним. Сообразив, что сейчас на нас посыплются обломки самолета, я быстро захлопнул люк. Через несколько секунд по броне простучал короткий дождь обломков, сильно ударило, и на крышке люка которую я только что закрыл появилась приличная вмятина. На несколько секунд нас придавило тишиной — мы все осмысливали произошедшее.

— Пиз…ц котенку, — с огромным облегчением произнес мой наводчик.

Наше громкое «Ура-а!» долгим эхом разнеслось по лесу и над болотом. Танк взревел мотором, и выпустив из выхлопной трубы густое чадное облако, выполз из ручья, попутно обрушив гусеницами небольшой склон воронки от бомбы.

— Здорово придумано, как это ты так догадался?

— Не я догадался, просто в детстве много читал военных мемуаров про войну. Немцы так боролись с нашими штурмовиками.

— Где так научился стрелять?

— Сначала срочная, потом по контракту на Кавказе.

— Понятно.

— Пришлось несколько раз сбивать духовские беспилотники.

— Тебя кстати как зовут?

— Борис.

— Александр.

Фрагмент 16

Оставив на дороге из Динаровки небольшую команду, и мостоукладчик, так как он с рацией, и замаскировав его на небольшом островке, где все таки было с полсотни деревьев, которые хоть как-то маскирует с воздуха, да и не «засвечен» пока этот небольшой кусочек зыбкой суши, мы поехали на станцию.

«Зверобой» с ИСом замаскировались в засаде на дороге из Высокого, приблизительно там, где мы встретили БТ Яши Шохера. Впереди над станцией стояли дымы почти сплошной стеной — неба почти не видно.

Метров за сто от станции лежала половина вагона. Мать моя родная… Это как рвануло, что полтеплушки сюда забросило? Сама станция даже не горела— она пылала, и на ней царил переполох. Между составами на путях, на чудом уцелевшем перроне, у пакгаузов метались люди. Из горящих вагонов и складов тащили ящики с боеприпасами, какие-то коробки, несли и вели раненых, стаскивали в сторону убитых. Последних было много. Они лежали везде — возле развороченных бомбами путей,