Красный космос - Михаил Савеличев

Зеленые цифры на экране с ужасающей скоростью уменьшались, фиксируя приближение корабля к поверхности планеты. Из-за разреженности атмосферы и более слабого гравитационного поля Марса маневр торможения требовал гораздо более глубокого «нырка», чем это пришлось бы делать, например, на Земле. Малейшая оплошность пилота, крошечная погрешность в расчетах, и «Красный космос» столкнулся бы с поверхностью, как метеорит, оставив после себя лишь еще один кратер в череде других таких же свидетельств столкновений небесных странников с мертвой красноватой пустыней.

– Рано, рано, еще рано, – слышала в наушниках Зоя даже не голос, а стон Биленкина, будто он сам себя уговаривал не бояться, не сомневаться, целиком и полностью положившись на данные навигационной таблицы, зажатой прямо перед глазами маленького пилота.

Это хорошо, что в рубке нет окон. Даже Зоя, с ее опытом летчика-истребителя, не могла без страха представить – что они могли бы сейчас сквозь него увидеть. Бушующее пламя, длинными языками пытающееся дотянуться сквозь тепловой экран до обшивки корабля? Красное пятно пустыни с паутиной каналов, которые стремительно увеличиваются, утолщаются, распадаются на две, три, четыре линии, открывая во всех подробностях свою еще более тонкую структуру, которую столь трудно рассмотреть с Земли и которая ставила в тупик самого Лоуэлла, не понимавшего, как марсианские каналы могут раздваиваться?

Разрядность числа, отмечающего высоту корабля над поверхностью Марса, продолжает сокращаться. Зоя силится рассмотреть точно – сколько еще? Но зеленые нити индикаторов бьются с такой частотой, что мозг отказывается фиксировать их в сознании – слишком долго и непродуктивно, но напрямую отправляет их к рукам, которые лежат на штурвале. Гипергиперзвук. Таких скоростей Зоя никогда не достигала на своем истребителе.

Пот заливает глаза, приходится часто смаргивать.

Кто бы подсобил – вытер?

Никто.

Все на своих местах.

Наглухо пристегнуты к креслам. Всецело в руках Биленкина и Зои.

В их крепких, надежных и умелых руках, которые, кажется, живут собственной жизнью. Потому как невозможно управлять кораблем на таких скоростях и при таких перегрузках. Доказано наукой. Но что такое научное доказательство против поля коммунизма? Против уверенности в том, что они могут это сделать? Против того, что они должны это сделать. Тот момент, когда физические и физиологические законы отступают под неукротимым напором духа, который индуцирует, повышает до пиковой напряженности поле коммунизма, искажающего, а точнее – улучшающего реальность. Приводя ее в полное соответствие воле и власти человека, коммуниста, пилота.

– Взяли! – скомандовал вдруг Биленкин, дорогой наш Игорь Рассоховатович, лучший пилот всей Солнечной системы, а теперь еще и покоритель марсианской атмосферы. – Взяли, черт возьми! – не для Зои, которая уже взяла, хотя непонятно – что, но руки сами догадались, напряглись, вытягивая тяжеленный рычаг, а для самого себя, для собственного ободрения, хотя и невозможно представить, что маленький пилот нуждался хоть в каком-то дополнительном одобрении.

Корабль вновь содрогнулся, какая-то особенная дрожь пробежала по всем его сочленениям, могучая, набирающая силу до того предела, на которые «Красный космос» рассчитан тысячами лучших советских инженеров и создан сотнями тысяч лучших советских рабочих, а значит – нет этого предела, недостижим он для любой природной силы, которая всегда и заведомо оказывается слабее мощи разума человека.

И отпустило. И исчезло. И стихло.

И наступила прозрачная тишина, не нарушаемая ни единым звуком, словно корабль обогнал в невозможном гипергипергиперзвуковом рывке и собственные звуки, которым требовалось время, чтобы вновь добежать до «Красного космоса» и слиться с ним в единое целое.

А потом была и награда.

– Пилотом разведывательной капсулы назначаю второго пилота корабля Зою Громовую, – сказал Борис Сергеевич, когда весь экипаж вновь собрался в кают-компании. – Сопровождающим пойдет ЛР-семнадцать. Есть возражения? Предложения?

Позади остались часы осмотра корабля, тщательной проверки всех бортовых систем и модулей, наведения порядка там, где недостаточно закрепленные вещи слетели со своих мест. Впрочем, ущерб оказался минимальным. «Красный космос» выдержал испытание.

Теперь корабль вышел на режим орбитального полета и совершал все необходимые маневры для сближения с Фобосом и находящимся рядом с ним «Шрамом». В обсерватории уже можно было рассмотреть в телескоп бледный диск крошечного, по сравнению с Луной, спутника Марса. Как только сближение станет максимальным, исследовательская капсула, способная вместить лишь двоих, перелетит с «Красного космоса» к «Шраму» и произведет его внешний осмотр. И пилотировать капсулу предстоит Зое.

Открытое сообщение из ЦУПа, полученное до начала маневра торможения в атмосфере, было выдержано в лучших дипломатических традициях: «По прибытии в систему планеты Марс действовать сообразно складывающейся обстановке». То есть им выдавался карт-бланш: Мартынову решать, что в складывающейся обстановке целесообразно – выполнять программу экспедиции и осуществить высадку на поверхность планеты либо скорректировать программу и сначала обследовать этот чертов «Шрам», а заодно и Фобос, к которому он прилип, как муха к клею. Но пришедшая вслед за этим кодированная радиограмма недвусмысленно гласила: «Прошу изыскать возможность обследовать „Шрам“». Ни подписи, ни даты. Человек, который распорядился ее отправить, не нуждался ни в подписи, ни в указании даты, ни даже в подтверждении о ее получении. Такие шифровки всегда находили адресата.

Корабль походил на запущенную в космос крепость, на атомный танк, которому предстояло с тяжелейшими боями прорваться сквозь вражескую территорию. Он казался огромным из-за своих неуклюжих, массивных обводов, хотя Зоя знала – «Шрам» в три раза меньше «Красного космоса». В нем не было ничего от космического корабля, даже дюз не виднелось среди наплывов обшивки, собранной будто бы из бронированных листов, неряшливо склепанных между собой.

Когда капсула приблизилась к «Шраму», Зое вдруг показалось, что корабль стал резко увеличиваться в размерах, вгибаться внутрь, охватывая их со всех сторон. Словно металлический зев распахивался перед ними, а языки черноты между бронированными плитами шевельнулись и неохотно потянулись им навстречу.

Циферблат расстояния показывал медленное уменьшение дистанции между «Шрамом» и капсулой, но глаза отказывались этому верить. Бронированный зев распахивался все шире и шире, внутри его внезапно обнаружилась светлая точка, с которой они стремительно сближались.

– Паганель, ты это видишь? – спросила Зоя, готовая в любое мгновение рвануть рычаг и увести капсулу от корабля на максимальной скорости.

– Да, – сказал Паганель. – Эффект горизонта событий. Весь корабль как черная дыра.

– Сделаем облет.

Зоя развернула шарик капсулы и дала импульс. Ничего не изменилось, они продолжали сближение со «Шрамом». Стрелка на циферблате передвинулась к отметке «300», дернулась на ней, словно сомневаясь – не изменить ли движение на обратное, но все же пересекла ее и пошла на сближение с отметкой «200».