Алый ангел - Элизабет Торнтон

– В награду?

– Что будет с Габриель?

– Ах, ее судьба теперь в руках принца. Но могу вас успокоить: ничего плохого с ней не случится. А что касается меня, насколько мне помнится, у вас есть поместья в Йоркшире и Корнуолле. Теперь у вас будет предостаточно времени, чтобы превратить их в архитектурные шедевры. Занимайтесь чем заблагорассудится, только не политикой, и я обещаю, что мы, виги, не будем возвращаться к этому вопросу. Я дам вам пару минут, чтобы прийти в себя.

Фокс улыбнулся и тихо закрыл за собой дверь. Политик присоединился к принцу у себя в кабинете.

– Ну что? – спросил его королевское высочество, поднеся к губам стакан рубиново-красной жидкости.

Перед тем как сделать глоток, принц медленно вдохнул аромат вина, наслаждаясь букетом бургундского.

Фокс улыбнулся.

– На этот раз, если я не ошибаюсь, он попался. Благодарю вас, ваше высочество, за вмешательство.

– Пустяки, – отмахнулся принц. – Приятно было вам помочь. Вы ведь не думаете, что Дайсон женится на девушке, нарушив ваши планы?

Фокс удивленно поднял брови.

– Возможно, эта девушка благородного происхождения, но ее воспитание оставляет желать лучшего. Судя по всем докладам, она сущая дикарка. Может, она прекрасно подходит на роль любовницы, если человеку по душе необузданные страсти. Но в роли герцогини Дайсон? Не думаю. Этот человек слишком тщеславен, чтобы связать себя таким нежелательным браком.

– Возможно, вы правы, Чарльз, – согласился принц.

Однако Георг совсем не разделял убежденности мистера Фокса. Его высочество подумал о том, что и он сам, и мистер Фокс в свое время связали себя нежелательными союзами. Мистер Фокс женился на своей любовнице, актрисе, интимную близость с которой они оба когда-то делили. Принц подумал и о своей дорогой Марии, госпоже Фитцхерберт, его тайной морганатической жене,[43]от которой он до определенной степени отказался, когда ему навязали эту грубую, вульгарную неряху, Каролину Брунсвик. Глаза принца наполнились слезами, и от отвращения мороз пошел по коже.

Во всем виноват Питт. Этот брак должен был сделать Георга богатым. Так оно и получилось. Но Питт и его тори одной рукой давали, а другой отнимали. Полмиллиона фунтов долга, и все это нужно отдать, да еще и с четырьмя процентами доплаты! Он, принц Уэльский, наследник британского престола, годами балансировал на краю финансового краха. К счастью, парламент наконец помог ему справиться с затруднениями, но тори опять тянули время. Питт! Этот человек был его заклятым врагом.

Принц тяжело вздохнул и угрюмо спросил:

– Чего именно мы собираемся достичь, если придется дискредитировать Дайсона, Чарльз?

– Прошу прощения, ваше высочество?

Было очевидно, что Фокс, так же как и принц, предался размышлениям, и Георг вспомнил, что Питт и Фокс тоже были заклятыми врагами. Он повторил вопрос.

Огромное тело Фокса пошевелилось, и Георг не мог не подумать, что хотя за последние годы он и прибавил в весе несколько стоунов, по сравнению со своим старым другом казался худым, как жердь. От этой мысли принц заметно повеселел. Но его приподнятое настроение испортилось, как только Георг вспомнил стройную мускулистую фигуру Дайсона. Принц заметил, что две пуговицы на камзоле норовили выскочить из петель. Его высочество нахмурился и втянул живот.

– Если я хоть что-то знаю о Питте, – ответил Фокс, – то Дайсон утратит все свое влияние. Герцог станет препятствием, бременем для партии. И тори выбросят этот мешающий им камень.

– Я думал, вашей целью был Питт.

Мистер Фокс выказал некоторое удивление. Он глухо рассмеялся и наполнил полупустой стакан принца.

– Мистер Питт – это враг, которого я знаю. Он ничем не может меня удивить. Нет, ваше высочество. На этот раз своей жертвой я наметил Дайсона.

Принц задумчиво пригубил вино из стакана. Спустя некоторое время он спросил:

– Что такого вам сделал Дайсон?

– Мне? Насколько я знаю, ничего. Я смотрю дальше. Ему ведь не больше тридцати, согласны?

– И что из этого? – спросил принц.

– Я пришел к выводу, что этот человек в какой-то степени одержим. Дайсон и так уже близок к власти. А у него впереди еще годы, чтобы направить политику парламента, и правительства в нужное ему русло.

Принц представил Дайсона, занимающего пост Питта в последующие двадцать или тридцать лет, и что особенно важно, во время его собственного правления в качестве английского монарха.

– Боже правый! – воскликнул Георг. Эта картина привела его в ужас. Он, не раздумывая, осушил стакан. – Чарльз, – сказал принц с чувством, – вы дальновидный человек.

Фокс улыбнулся.

– Вернемся к моим гостям, ваше высочество?

– Прошу прощения?

– На вечеринке необходимо мое присутствие, – прогудел Фокс.

Принц в недоумении уставился на политика. В воздухе раздался взрыв смеха, вслед за которым послышались громкие возгласы одобрения.

– Ах, эта вечеринка! – сказал принц, покачав голо вой. – Ох уж эти ваши каламбуры, Чарльз!

Мистер Фокс подавил вздох и следом за принцем вышел из комнаты.

Англичанин вернулся, и, увидев его, где-то глубоко внутри Габриель снова почувствовала тревогу. Они с лордом Лэнсингом, – Саймоном, как Габриель теперь его называла, прогуливались по зубчатым вершинам башен замка, когда герцог въехал во двор через северные ворота. Девушка не могла объяснить как, но когда Колбурн поднял взгляд и заметил ее, она почувствовала, что герцог в ужасном расположении духа. «Его глаза, – подумала Габриель, – вот-вот вспыхнут и приобретут тот опасный оттенок, который всегда выдавал бурю скрытых эмоций». Вздрогнув, девушка прижалась ближе к Лэнсингу.

– Он вернулся, – сказала она, – и у него отвратительное настроение.

– Кто вернулся? – спросил Лэнсинг. – Ведь не Кэм?

Лорд повернулся к стене, с которой был виден внутренний двор.

– Боже мой, это же Кэм! Что заставило его вернуться так рано?

Радость, которую Лэнсинг так открыто выражал, увиден герцога, отнюдь не разделяла его спутница. Блаженная передышка, которой Габриель наслаждалась в отсутствии Кэма, теперь подошла к концу. Девушка подумала и свободе, которую предоставлял ей лорд Лэнсинг последние несколько дней, и с трудом подавила вздох сожаления. Габриель не надеялась, что англичанин окажется таким же снисходительным тюремщиком.

Когда она вошла в парадный зал, опираясь на руку Лэнсинга, первые же слова герцога, обращенные к Саймону, подтвердили ее догадки.