Проклятый манускрипт - Филипп Ванденберг
Шрифт:
Интервал:
Как на всех речных пароходах, на корме судна была деревянная надстройка, служившая команде для защиты от ветра и непогоды. Когда Афра взошла на борт, дверь каюты открылась.
— Ульрих, — пробормотала Афра. Больше она ничего сказать не могла.
Архитектор притянул Афру к себе. Какое-то время они молча обнимались, а потом Ульрих сказал:
— Пойдем, нам нельзя терять времени! — и мягко подтолкнул ее в каюту.
Окна были затемнены с обеих сторон. На столе горела свеча. Стоявшая в углу жаровня давала живительное тепло. Мужчины, которые привели девушку, положили здесь узелки.
— Я не понимаю ничего, — растерянно сказала Афра. — В городе говорят, что ты в тюрьме.
— Я и был там, — спокойно ответил Ульрих, как будто это все его не касалось. Он взял руки Афры в свои и добавил: — Мир зол, и победить его можно только злом.
— Что ты имеешь в виду, Ульрих?
— Ну, чем выше соборы, тем ниже мораль.
— Ты наконец объяснишь все или нет?
Ульрих фон Энзинген полез в сумку, вынул оттуда сжатую в кулак руку и протянул Афре. Она поняла все только тогда, когда он разжал кулак. На его ладони лежали три монеты.
— Все дело в цене, — усмехнулся он. — Нищий стоит пфенниг, тюремщик — гульден. А городской судья?
— Золотой? — спросила Афра.
Мастер Ульрих пожал плечами.
— Может, и два, и три… — Он ударил ладонью по двери и закричал:
— Отплываем, чего вы ждете?
— Все в порядке! — послышалось снаружи. Моряки подняли якорь и с помощью длинных шестов отбуксировали баржу к течению.
Было не совсем безопасно плыть на таком большом корабле, как речной пароход, ночью. Но корабельщик был опытным человеком. Между Ульмом и Пассау он знал каждый поворот, каждую банку и каждое течение. Он загрузил шерсть и лен с Бодензее. А за те деньги, которые предложил ему мастер Ульрих, он готов был сняться с якоря в любую минуту.
— Ты не хочешь знать, куда мы плывем? — спросил Ульрих.
Погруженная в свои мысли, Афра ответила:
— Мне не важна цель. Самое главное, что мы плывем вместе. Но, конечно, ты скажешь мне, куда же мы направляемся.
— В Страсбург.
Лицо Афры выражало удивление.
— Я не могу оставаться здесь после всего, что произошло. Даже если выяснится, что я не виновен в смерти Гризельдис, ненависть черни велика, и я не могу себе представить, как буду спокойно здесь работать. А что касается тебя, любимая, то, чтобы осудить тебя, они нашли бы причину.
Афра удрученно откинулась назад. У нее голова шла кругом от всего, что произошло. Страсбург! Она слышала об этом городе, одном из крупнейших в Германии, его называли наряду с Нюрнбергом, Гамбургом и Бреслау. Говорили, что его жители очень богаты и необычайно горды.
— Пергамент с тобой, не так ли? — голос Ульриха оторвал ее от размышлений. Афра кивнула и провела рукой по карману плаща.
— Хотя я уже не уверена, что он принесет нам пользу, — сказала она.
Ульрих фон Энзинген внимательно посмотрел на нее.
Речной пароход шел быстро. Время от времени в борт ударяли волны, звучавшие как неравномерные удары молота. Других звуков на реке не было. Когда занялся день и ветер разогнал низкие тяжелые тучи, Ульрих убрал занавеси с окон.
Афра разглядывала луга, сменявшиеся горными пейзажами. Спустя некоторое время она нерешительно сказала:
— Я же рассказывала тебе о монастыре, в котором нашла временное убежище. В библиотеке висела карта. На ней были нарисованы реки Рейн и Дунай, текущие с севера на юг и с запада на восток. Были видны большие города…
— К чему ты ведешь?
— Если я правильно помню карту, то Страсбург находится как раз в противоположном направлении тому, в котором мы сейчас плывем.
Ульрих рассмеялся.
— Тебя не обманешь. Но не беспокойся. Мы поплывем на корабле только до Гюнцебурга. Обманный маневр, на случай если наш побег обнаружат. В Гюнцебурге достаточно извозчиков, которые за деньги отвезут нас куда угодно.
— А ты еще умнее, чем я думала, — сказала Афра, с восторгом глядя на Ульриха.
В своем упоении друг другом они не заметили, что под окном их подслушивали и ловили каждое слово.
— Куда? — спросил извозчик и удивленно поднял брови. Он казался довольно благородным, поскольку его платье сильно отличалось от одежды остальных извозчиков. Кроме того, он был не один, а в сопровождении вооруженного до зубов охранника.
— Не важно куда, — ответил Ульрих фон Энзинген. — Главное, на запад.
— В таком случае мы сможем договориться, — заявил благородный извозчик и оценивающе оглядел Ульриха и Афру. Путешественники произвели на него вполне благоприятное впечатление.
На берегу реки, где Гюнц и Hay впадали в Дунай неподалеку друг от друга, ожидали около дюжины различных повозок, двухосных телег, запряженных коровами, крепкие арбы, запряженные волами; но только одна повозка, фургон новейшей конструкции, дававший путешественникам защиту от ветра и непогоды, была запряжена лошадьми. Берег Гюнцебурга, где Ульрих и Афра сошли с речного парохода, считался любимым перевалочным пунктом путешественников. Здесь выгружали товары с кораблей на повозки и наоборот.
Только благородные господа имели свои собственные экипажи. Поэтому извозчики, которые везли строительные материалы, живых зверей, кожу и ткани, за звонкую монету готовы были подвезти путешественников.
Извозчик, с которым заговорил Ульрих фон Энзинген, загрузился оловянной и серебряной посудой из Аугсбурга и потребовал шесть пфеннигов с человека в день. Вообще-то это была двойная плата, но на возражения Ульриха извозчик ответил, что лошади и едут в два раза быстрее, чем обычная арба, запряженная волами, а кроме того, у фургона есть крыша.
— Когда ты отправляешься в путь? — поинтересовался Ульрих.
— Если хотите, можно немедленно. Плата вперед за три дня. Кстати, меня зовут Альперт, а охранника — Йорг.
Архитектор вопросительно посмотрел на Афру. Та кивнула, и Ульрих вложил в ладонь извозчика требуемую сумму.
— При условии, что ты объедешь Ульм стороной.
— Боже милостивый, да что мне делать в Ульме, где заправляют торгаши и душегубы?
— Не повезло тебе там, да?
— Именно, господин. Жители Ульма налагают пошлину в зависимости не от количества повозок, а от стоимости груза. За повозку с камнями для строительства собора нужно платить меньше, чем за такую, как у меня, с серебряной посудой. При этом повозки с камнями оставляют на дороге колеи глубже, чем моя запряженная лошадьми повозка с легкой посудой. Душегубы они, проклятые душегубы! Ну да вы знаете, деньги к деньгам липнут.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!