Сеятель бурь - Владимир Свержин

– Ваше сиятельство, – речь хозяина была внезапно прервана явлением чернобрового красавца с адъютантскими аксельбантами, – прошу извинить, что прерываю, к вам прибыла супруга. Она рвется к вам и жаждет встречи.

– Каролина? Откуда она здесь? – Маршал выглядел обескураженным и, кажется, потерявшим интерес к стоящим перед ним пленникам. – Она же отдыхает на Адриатике!

– О, дорогой мой. – Отодвигая в сторону адъютанта, в шатер почти вбежала дама, скидывая песцовое манто на руки остолбеневшего порученца. – Счастье мое, как только я узнала, что ты снова подвергаешь себя опасности, я поспешила за тобой. Я мчалась без остановок прямо из Марселя! Дорогой мой, я должна быть рядом. – Супруга ошеломленного полководца подобно комете промчалась мимо, чтобы броситься на шею не чаявшему свидания мужу.

– Ка-пи-тан, – раздался в голове озадаченный голос Лиса, – чем дальше в лес, тем толще партизаны. Либо тут гастролирует шоу двойников, либо это наша мадам де Сен-Венан!

О Господи, если ты сегодня не будешь на нашей стороне, мы просим, чтоб ты не был npomив нас.

Позволь решить это дело между нами и французами.

Генерал Алан Кэмпбелл

Походный шатер маршала Франции заполнился ароматом тонких духов, в которых радостная свежесть жасмина смешивалась с обольстительной горечью миндаля.

– Мой дорогой, – с томным придыханием ворковала Сюзон, на поверку оказавшаяся Каролиной, обвивая шею маршала нежными ручками. – Я так страшусь за тебя. Мне снятся дурные сны. В последнее время мы так редко видимся!

– Да-да, любовь моя…

Смущенный капитан Буланже отвернулся, стараясь лишь искоса наблюдать за лирической встречей. Его же друг только подкрутил залихватский ус, словно говоря: «Вот какие мы, французы, молодцы! Вот какие у нас страстные женщины!»

– Прощу прощения, господа, – отвлекаясь на мгновение от жарких объятий и поцелуев, выдохнул маршал, – сейчас у меня нет времени. Этих поместите на офицерскую гауптвахту, я допрошу их позже. Если комендант станет возражать, скажите, что таков приказ маршала Дезе.

Шпоры на сапогах французов дзынькнули малиновым перезвоном, демонстрируя готовность немедля выполнить приказ.

– Капитан! — Голос Лиса на канале связи был по-прежнему возбужден. – Вот за шо мне всегда нравились француженки, так это за то, шоу них при необходимости один-другой муж в загашнике всегда найдется. Ну, шо ты скажешь за эту многостаночницу?

– Не могу понять, она нас заметила или нет?

– Не тешь себя пустой надеждой! Женщине хватает шести секунд, чтобы влюбиться насмерть. Затем ожить и влюбиться в кого-нибудь еще. А за те полсекунды, которые были у нашей закоренелой подруги отведены на созерцание особ мужского пола, обнаруженных в округе, она не только срисовала гостей очередного муженька, но и всю мелочь у нас по карманам пересчитала. Короче, шо делать будем? Я в смысле того, шо русские и австрияки, должно быть, где-то совсем рядом.

– Это все понятно, но перебегать из лагеря в лагерь через поле боя – занятие, прямо скажем, крайне неблагодарное. Убьют и имени не спросят!

– Спасибо, объяснил, а то я вроде как не догадывался! – съязвил Лис. – А если перед боем?

– Перед боем может получиться, но тоже – или да, или нет, или может быть. Однако к чему торопить события? Нам еще с гауптвахты сбежать надо.

– Да ну, мы от иллюминаторов почти ушли… – начал бахвалиться Сергей. – А уж с гауптвахты-то и подавно уйдем!

– Господин полковник, – едва слышно проговорил Конрад, – полагаю, нам следует уносить отсюда ноги.

Тихая речь командира брауншвейгских волонтеров заставила маршальского адъютанта взорваться резким:

– Молчать! По-немецки не говорить!

– Дорогуша, а ежели он по-другому не умеет? Как узнать живому человеку, где у вас тут излить душу, в смысле – облегчиться? Но как скажешь, можно прямо здесь, в уголке, открыть миру свои нужды – хошь большую, хошь малую!

– У дежурного по гауптвахте спросите, – хмуро огрыз, нулся чернобровый красавец. – Тоже мне нашли место!

– Обязательно выясним, – заверил Лис.

– Ступайте, ступайте. – Лощеный порученец вытолкнул моего друга прочь из шатра.

Память высокого профессионала не обманула престарелого, маркиза де Моблена. Ни ужасы войны, ни тяготы еще более жестокого революционного мира не смогли изгладить из его памяти раз увиденный образ красивой женщины. Быть может, особая грация этой любвеобильной красавицы вскружила голову седовласого танцора; быть может, гармония ее тонких, наполненных страстью черт и чувственный взгляд, манящий в неведомые бездны, запечатлелись в сознании художника, но в одном этот печальный, робкий эмигрант был прав – наша с Лисом недобрая знакомая была замужем за генералом, а теперь уже маршалом Дезе.

Можно было считать случайностью, что судьба, подхватившая нас руками заговорщиков-иллюминатов, перебросила живые игрушки сначала офицеру гвардии базилевса, а затем капитану из корпуса именно маршала Дезе. Но я не верил в судьбу, а потому был склонен видеть определенную закономерность в цепочке нелепых случайностей. Как бы ни было грустно признавать это игрокам, выстроившим фигуры для бескомпромиссной схватки, в их поединке всегда участвует еще некто или нечто, скрытое от понимания, вызывающее то внезапную сонливость, то зубную боль, то просто чувство неуверенности у одного из поединщиков. С этим следовало считаться, но подобные обстоятельства вовсе не означали, что мы можем отступиться от решения поставленных задач.

Корпусная гауптвахта, куда приказом маршала мы были определены вплоть до продолжения допроса, представляла собой каменный дом приходского священника, прилепившийся сбоку от небольшой, но, кажется, весьма посещаемой церкви. Пожалуй, в какой другой армии такое капитальное помещение, да еще и расположенное на холме, было бы использовано под штаб или, уж во всяком случае, временную квартиру самого маршала, но непобедимое войско базилевса являло собой иную картину. Оно еще ждало своего вдохновенного Гомера, чтобы воспеть многочисленные подвиги, свершаемые здесь ежедневно и ежечасно, но сомнений в том, что они станут достоянием истории, быть не могло.

Базилевс Александр, двухметровый гигант невероятной силы и стойкости, желая закалить бойцов, категорически отказывался становиться на постой меж капитальными стенами под надежной крышей, если такие же условия не были предоставлены последнему из его солдат. А потому, невзирая на зимние холода, он жил в шатре, ел из солдатского котла и каждое утро обтирался снегом, заражая своим неунывающим жизнелюбием всю армию.

Удивленные столь неожиданным поведением завоевателя австрийские крестьяне, дома которых были определены под лазареты и жилища дам, следовавших за армией, гурьбой ходили смотреть на бронзовокожего громадину-базилевса, проникаясь почтительным восхищением и почти суеверным ужасом. В их понимании армию, ведомую таким невиданным человеком, не могло остановить ничто.