Пленник гибнущего мира - Кирилл Смородин

Не затрещали. Но путь до крошечной клетушки все равно стал пыткой. А теперь Духов сидел едва ли не в позе зародыша и ждал. Чего? Он и сам не знал. Но не сомневался: наказание будет страшным.

Андрей совершил тяжкое преступление – убил Фрона. Представителя власти, как сказал тот погонщик на самоходе. Избранного Азэса-Покровителя.

Но он не чувствовал вины. Совсем. И ужаса от содеянного тоже. Битва с Фроном забрала все силы и чувства, и никогда прежде Андрей не ощущал себя настолько пустым.

«Главное – спас Шэрон», – в который раз подумал он.

Да, спас. Кульминация состоялась, впереди – развязка. Но сколько ее еще ждать? И что придется пережить, прежде чем он отправится домой?

Андрей не знал. Неизвестность должна была пугать, однако…

Вздохнув, он устроил затылок в промежутке между двумя прутьями. Клетка находилась в комнатке без окон, и со всех сторон наваливалась густая дегтярная тьма. Духов не видел даже собственных коленей, почти прижатых к груди.

Голова становилась все тяжелее. Андрей вспомнил, что не спал уже часов двадцать.

«Надо отдохнуть, – сказал он себе. – Неизвестно, сколько еще придется здесь просидеть».

Вновь пошевелив плечами, Духов закрыл глаза.

* * *

Он уже успел задремать, когда послышались шаги. Лязгнул замок, и в открывшуюся дверь хлынул поток света. Потом на пороге возникла громоздкая фигура Дымовика.

Андрей подобрался, чувствуя, как заколотилось сердце.

«Что-то будет», – возникло в голове.

А Дымовик, громыхая по железному полу, направился к нему.

Духов ждал, что механический защитник откроет клетку, позволит вылезти и распрямиться… Но нет: тот сцапал короб с пленником, развернулся и потопал к выходу.

В коридоре Андрей зажмурился – свет от слабых ламп после нескольких часов в темноте показался необычайно ярким. Потом проморгался, вытер слезы и огляделся.

Дымовик нес его по коридорам внешнего витка. Следом, хромая, спешил Фрон – кривоногий карлик с отвисшим до колен животом, острыми ушами и скособоченным носом, покрытым коростой. Навстречу шли вооруженные топорами и пилами Шкурники – видимо, пришло время очередной Стёски. На механического защитника и его живую ношу люди смотрели со смесью страха и сочувствия. Андрей тоже провожал их взглядом и понимал, что все они думают об одном: только бы никогда в жизни не оказаться на месте пленника.

Одно это должно было пугать, но Духов по-прежнему не ощущал страха. Только тошноту – та ворочалась в животе, вызванная голодом и кислым дымом, что вился вокруг механического защитника.

«Какого защитника? – подумал Андрей, мрачно усмехаясь. – Конвоира…»

Даже эта мысль не пробудила никаких чувств. Духов, сам не зная зачем, пытался расшевелить собственную душу. Но тщетно.

Стали спускаться по узкой железной лесенке. Затем последовали бесконечные повороты. Вправо-влево, влево-вправо… Так продолжалось не меньше получаса. Наконец Дымовик остановился возле небольшой металлической двери.

Фрон выступил вперед, встал к двери боком. Очаг Умений, похожий на небольшой рог, загорелся. Погонщик что-то произнес одними губами, и дверь открылась.

За ней оказался зал с большими, защищенными решеткой окнами. С потолка на цепи свисал крюк. Дальше, на нешироком возвышении стоял длинный, заваленный бумагами стол, за которым сидели трое Фронов.

«Это вроде зала суда, – догадался Андрей и посмотрел на уродцев. – А они судьи».

Дымовик прошел в середину зала и повесил клетку на крюк. Андрей, поняв, что и здесь ему не дадут освободиться от тесного короба, пришел в отчаяние. Руки, ноги, спина и зад ныли нестерпимо.

– Итак, – булькнул Фрон, сидящий в центре. Небольшое угловатое туловище укрывал плащ из черной блестящей материи. Мутные глазки безразлично пялились на Андрея. Кожа на раздутых, с лиловым отливом щеках влажно блестела. Кончик длинного крючковатого носа едва не касался выдающегося подбородка. – Нам предстоит рассмотреть дело. Этот Шкурник, – Фрон брезгливо скривился, – совершил ряд тягчайших преступлений. Огласите, пожалуйста, их перечень, – он повернулся к соседу слева.

Тот дернулся. Положил на стол короткую кривую лапу с тонкими узловатыми пальцами и придвинул к себе лист серой бумаги. Склонил безухую голову и, картавя, стал читать:

– Во-пегвых, он пытался помешать сделке Фгона Столяга с двумя жителями внешнего витка, котогые, на совегшенно законных основаниях, намегевались пгодать означенному Фгону свою племянницу, котогую были не в состоянии содегжать. Во-втогых, когда пгеступнику не удалось согвать сделку, он гешил…

И так далее. Уродец обвинял Духова в «незаконном проникновении в кельи милосердия», «попытке хищения собственности Фрона Столяра» – под «собственностью» он подразумевал Шэрон. И, наконец, в «коварном убийстве представителя власти внешнего витка».

Закончив, Фрон поднял башку и поглядел на Андрея. Костистая, с выдающимися скулами, рожа исказилась от ненависти.

– Шкурник… – заговорил третий Фрон. Он поднялся и, хромая, вышел из-за стола. Широкое туловище клонилось вправо, длинные костлявые руки безжизненно висели. Левую половину лица закрывала зеленая ноздреватая опухоль. Она едва не срасталась с Очагом Умений, похожим на грушу. – Признаешь ли ты, что совершил все вышеперечисленное?

– Я-а… – Андрей растерялся. Меньше всего он ждал, что придется говорить.

– Отвечай! – повысил голос картавый.

«Скажу все как есть», – решил Духов.

Он вновь попробовал устроиться хоть немного удобнее, но лишь раскачал клетку. И заговорил:

– Я только хотел, чтобы у девочки Шэрон все было хорошо. Вы не представляете, что ей пришлось пережить. Когда на Степную Обитель напал Пожиратель, она потеряла мать и отца, которых очень любила…

– Нас не интересует, кто что пережил и кто кого любил! – с раздражением прервал Фрон, сидящий в центре. – Тебе задали вопрос. И ты обязан дать ответ. Вот и все.

– Хорошо, – сказал Андрей, глядя на уродца. Наконец-то он почувствовал – злость. – Я все признаю. Но я не хотел убивать. И никакое это не «ковагное убийство», – он передразнил картавого Фрона, тот затрясся от ярости. – Я защищался. Столяр хотел сжечь меня. Кинул шар красного пламени, я загородился зеркалом. Шар отразился и угодил в Столяра. Это случайность. Если бы он дал нам с Шэрон уйти, ничего бы не произошло…

– А почему Столяр должен был дать вам уйти? – холодно поинтересовался тот Фрон, что вышел из-за стола. – Девчонка – его собственность. Ты хотел ее украсть. Это он защищался.

– Знаете, что он хотел сделать с Шэрон?! – Духов не выдержал – заорал: – Вы хоть раз видели попрошаек из келий милосердия?! Видели, во что ваш Столяр превращает детей?! В уродов! В калек с протезами вместо рук и ног!

– Кельи милосердия принадлежат… – Фрон помедлил, пожевал губами, – принадлежали Столяру. И все их обитатели – тоже его собственность. И он вправе был делать с ними все, что считал нужным. Если бы не Столяр, эти дети не имели бы крыши над головой и один за другим дохли бы от голода. А так у них были и жилье, и пища. А те… гм… изменения, которым подвергал детей Столяр, – всего лишь плата за его милосердие. Не мог же он просто содержать дюжину дармоедов, они должны приносить хоть какую-то пользу. А чтобы пользы было больше, Столяр придавал своим подопечным соответствующий товарный вид.