Самый главный приз - Вадим Панов

– Ты ненавидишь меня, основываясь на предположении, – хрипло ответил великий магистр. – Ненавидишь заочно. За то, что я не сделал, а тебе лишь кажется, что я сделал бы это.

Он приложил все силы, чтобы фраза прозвучала уверенно, и у него получилось.

– В чем я не права? – заинтересовалась девушка.

– Ты до сих пор жива.

– Теперь меня трудно убить, – напомнила Дагни. – Как раз сегодня я демонстрировала свои способности на «боевой сессии», можешь посмотреть видео.

– Уже посмотрел.

– И как?

– Тебя трудно убить, но ты недооцениваешь меня.

– Допустим, – чуть поколебавшись, признала рыжая.

– Что же касается твоего происхождения, оно по мне не ударит, потому что Ярга не сможет доказать главного – что я все эти годы знал о твоем существовании, – по-настоящему спокойно продолжил Франц, которому удалось взять себя в руки. – Если я тебя убью сейчас, то сам объясню это твоим происхождением. Чуды примут мое решение с пониманием, твоя смерть укрепит мою репутацию приверженца закона, пусть неимоверно жесткого, зато справедливого. Что же касается зеленых и темных, их полностью удовлетворит твоя смерть. Они, конечно, выразят ритуальное неудовольствие, но именно твое происхождение заставит их заткнуться. Так что, дочь, ты ошибаешься в главном: убить тебя – самый простой для меня выход.

И договаривая последние слова, Франц разглядел в глазах Дагни то, на что надеялся, – сомнения. И поздравил себя с тем, что ухитрился проделать в воздвигнутой Яргой стене первую трещину.

– Почему же не убил? – тихо спросила девушка.

– Потому, что Ярга добился своей цели – сломал меня, – честно ответил де Гир. – И растерян я не потому, что не знаю, как выкрутиться, а потому, что понятия не имею, как тебя спасти.

– Не сломал, – едва слышно поправила отца Дагни. – Скорее, нащупал болезненную точку.

– Тебе это приятно?

– Я не хочу ставить тебя на колени, если ты об этом, – вздохнула рыжая. – Но я хочу жить и не стыжусь в этом признаваться: я хочу жить. – Она помолчала, разглядывая кольца, украшающие пальцы, и продолжила примерно через полминуты: – Я с детства знала, что приговорена. Не за содеянное, а за то, что стала плодом любви. Когда я осознала, что приговорена к смерти, сначала мне стало страшно, до ужаса страшно, я не могла заснуть без таблеток. Но потом, ты удивишься, потом я свыклась с этой мыслью. Мне было восемь лет, я знала, что однажды меня убьют, и мне стало плевать на это. Мне было всего лишь восемь…

Франц вздохнул, но промолчал. Сказать ему было нечего.

– Когда подросла, все снова поменялось. Мне не стало страшно, я просто захотела жить. Ты когда-нибудь испытывал это чувство: желание жить? Ничего сложного – просто жить! Не уверена, что ты понимаешь… Ты тратил свое время на борьбу, постоянно к чему-то стремился, чего-то добивался, а ведь в действительности все очень просто: жить. Само по себе это очень важно и ценно: ходить, лежать, нюхать цветы, слушать музыку, смеяться… Я захотела жить, папа, и мне стало обидно от мысли, что кто-то решает, когда и за что я должна умереть. Мне стало обидно, что убить меня собираются не за содеянное, а за то, что я есть. – Дагни выдержала паузу. – И вот тогда ко мне явился Ярга.

– И предложил спасение?

– Он предложил шанс, – уточнила рыжая. – Заурд не из тех, кто спасает или вытирает сопли. Он предложил не спасение, а сделку: я получаю шанс, он – сторонника.

– Он даже не стал читать тебе «Слово князя», – заметил де Гир. – Ярга настолько тебе доверяет?

– Он боялся, что «Слово» окажется несовместимым с положением Заклинателя, – объяснила девушка.

– Предусмотрительно.

– Он такой.

– И ты решила послушать Яргу, – протянул великий магистр.

И тут же укорил себя за не вовремя сорвавшуюся с языка фразу.

– У меня был выбор? – подняла брови Дагни.

– Прости…

Но девушка не обиделась и не оскорбилась, она не сомневалась в правильности принятого некогда решения и была готова его отстаивать:

– Но ведь ты идешь на сделки с навами, не так ли? А чем Ярга от них отличается? Ничем. Он такой же темный, как Сантьяга, может, чуть темнее, но все недостатки навов и все их достоинства в нем есть. Он не нытик, ему чуждо сострадание, но он справедлив и честен в сделках. Если заурд дает слово – он его держит, когда заурд объявляет условия – он ничего не утаивает. Он сказал, что я никогда не стану ему ровней, но достаточно побыть рядом с ним, чтобы осознать эту простую истину. Он сказал, что ему плевать на тех, кто ниже. И это было очевидно. Вы, чуды, трясетесь над своей кровью, готовы убить меня за то, что я похожа на тебя, а не на мать, – а он смеется над вами.

– Потому что у темных нет полукровок.

Но Дагни не услышала.

– Заурд сказал, что я смогу защитить себя, и не обманул, я могу убить любого из вас: командора войны, жрицу, нава – кого угодно. И я не хвастаюсь.

– Я знаю.

– Заурд сказал, что я могу быть кем угодно, владеть любой силой, уехать на край света, но пока есть Тайный Город, не смогу спать спокойно. Заурд сказал, что ни я, ни мои дети, никто из нас не сможет жить в мире. И лишь разрушив ваше общество и изменив ваши законы, я смогу избавиться от страха смерти.

– Тебе ничего не грозит, пока о тебе никто не знает.

– Разве это справедливо?! – не сдержала восклицания Дагни. – Ко мне? К другим, таким же, как я? В чем наша вина, папа? Чем мы провинились?

– Разве Ярга думает обо всех?

– В его империи кровь не будет иметь значения.

– Если это не кровь нава, – жестко уточнил Франц. – Ярга строит не идеальное общество, а темную империю, в которой все, кроме навов, будут находиться в положении рабов.

– А сейчас…

Однако великий магистр не позволил себя перебить.

– А сейчас мы на равных, кем бы навы себя ни считали, – резко ответил он, глядя дочери в глаза. – Может, каждый нав по отдельности и превосходит выходцев из других семей, но Людь и Чудь называются Великими не из вежливости, а потому, что Навь ничего не способна с нами поделать. Ничего. И так должно оставаться.

Он стукнул кулаком по столу, однако видимого эффекта не добился.

– Вы постоянно грызетесь между собой, – угрюмо напомнила рыжая.

– А при Ярге надсмотрщики будут просто убивать провинившихся. Насилия не избежать, дочь, ни одно государство не способно жить без насилия.

Она молчала, но Франц не понял, чем закончился их разговор, появились ли в стене новые трещины, и поэтому продолжил:

– Ты ведь понимаешь, что Ярга не знал, как я поступлю? – произнес он, продолжая смотреть Дагни в глаза. – Сейчас мы имеем то, что имеем: я поддался слабости и думаю лишь о том, как тебя спасти, но ведь я мог остаться верным закону и приказать убить тебя. Ярга отправил тебя на смерть.