Псевдоним украденной жизни - Галина Владимировна Романова

– Что в них приметного? – насторожился Исхаков.

– Рыжие, дорогие, кожа тонкая. Я хоть и не большой спец, но отличить могу. Такие ботинки в наших магазинах не купишь.

– Кроме ботинок, ничего? Ни одной приметы?

– Не-а, – покачал головой Горохов. И с сожалением развел руками. – Ничего.

– Может, татуировки на руках? Шрамы? Или в разговоре что-то? Какой-то дефект речи?

Саша понял, что Исхаков хватается за соломинку, потому что это снова был тупик. Найти человека в черном, по приметным ботинкам, предположительно с третьей группой крови резус отрицательный – невозможно. Если только тот сам не попадется по случайности и не подойдет под описание.

Это снова был тупик, и в глазах Исхакова промелькнуло что-то напоминающее отчаяние.

– Шрамы… – вдруг задумчиво обронил Горохов.

– Что?

Исхаков уже почти вышел из захламленной комнаты, но тут резко затормозил.

– Что шрамы? – прищурился он в сторону парня.

– Когда мы стояли рядом, я увидал у него по паре шрамов за ушами. – Горохов ткнул себя за мочки ушей. – Тонкие такие, почти незаметные, но точно шрамы. Я еще подумал тогда, что мужик омолаживался.

– В смысле омолаживался? – Исхаков переглянулся с Сашей.

– Ну… Соседка у меня по этажу то и дело к хирургу знакомому ныряет, все омолаживается. Уж ей под пятьдесят, а она, как девочка. Ни морщин, ни подбородка жирного. – Он ухватил двумя пальцами кожу у себя на шее и потянул. – Все молодеет. Как же она это называет-то?..

Валера Горохов глянул в растрескавшийся потолок, словно из этих трещин мог сложиться ответ.

– Подтяжка лица? – подсказал Саша.

– О! Точно! Подтяжку она делает без конца. И вот у нее такие шрамы за ушами.

– Так заметны? – удивленно вскинул брови Саша. – Что это у нее за пластический хирург, если оставляет такие отметины?

– Так заживать, наверное, не успевают, товарищи менты. Все время красные. – Горохов ехидно хихикнул. – Спереди пионерка, а сзади пенсионерка, как моя мать говорит.

Исхаков услышал шум в коридоре и вышел. Через пару минут он вернулся с целой бригадой рабочих в составе четырех человек.

– Вот, Горохов, в твое распоряжение поступают. Начнут с входной двери, потом окно застеклят. – Исхаков выпроводил их из комнаты и снова пристал к парню. – Значит, ты утверждаешь, что этот мужчина мог делать пластическую операцию?

– Нет, командир, я так не говорил, – замахал на него руками Валера. – Я просто сказал, что видел у него за ушами зажившие шрамы, похожие на те, которые я часто наблюдаю у соседки. Все! Ты спросил про шрамы, командир, я ответил. А подтяжку он делал или морду менял, знать не могу.

– Что-что-что ты сказал?! – Исхаков подлетел к нему и рванул на себя за рукав ветхой футболки, в которой парень спал. – Морду менял? Почему ты так сказал?

– П-просто. – Перепугавшись, тот снова начал заикаться. – Шрамы за ушами. Зажили давно. Может…

– Нет, Валера! Ты повторил сейчас в словах свое впечатление, о котором почти забыл. Ну! Вспоминай! Почему ты так сказал?! Ну!

Ткань футболки затрещала, и Горохов обиженно покосился на руку майора. Тот отступил, глянул на него почти с мольбой.

– Не вспомнишь?

– Не-а… – пожал тот плечами.

– Ну, а машину тоже не помнишь?

Исхаков выдохся. Ему не терпелось выйти на воздух из этой квартиры, пропахшей перегаром и несвежим бельем. Если бы не сквозняк с кухни, здесь можно было бы задохнуться.

– Почему не помню-то! – возмутился Горохов и тут же без запинки назвал марку и номера.

– А чего же ты сразу-то… – Исхаков даже выругался, не стерпел.

– Вообще-то это был последний вопрос, командир, который ты задал. И это не его машина. Не того мужика в рыжих ботинках.

– А чья?!

Исхаков сжал и разжал кулаки. Было видно, что он с трудом себя сдерживает. Тупость парня просто зашкаливала.

– Не знаю, чья конкретно, но люди Маклая на ней регулярно подъезжают обедать. Каждый раз кто-то другой за рулем. Но это машина из его гаража, точно.

Саша Игнатова остановилась у подъезда, переложила пакеты в руках поудобнее и стала ждать, когда кто-нибудь выйдет или решит войти. У нее не было при себе ключей от подъезда, как всегда, забыла. Да если бы и были, она не смогла бы ими воспользоваться. Тяжелая была ноша, а ставить пакеты с продуктами на грязный асфальт у подъезда, она не хотела. Слишком дорогими были продукты и слишком грязным – асфальт после оттепели.

За спиной раздались шаги. Кто-то шел тяжело и медленно, дыхание с присвистом. Наверняка Клавдия Петровна со второго этажа. Она старая и больная, ходит с тростью и дышит тяжело.

– Чего это ты, Шурка, стоишь как вкопанная?

Саша не ошиблась, это была Клавдия Петровна.

– Ждешь, что я тебе дверь открою? – возмутилась старая женщина. – Или опять ключи забыла?

– Забыла, – кивком подтвердила Саша.

Она задвинула пакеты за спину, чтобы глазастая соседка не рассмотрела ее покупок. Будет потом ныть при каждой встрече и всем на свете рассказывать, что Шурка неожиданно разбогатела. А с чего это?

– Забыла, вот и стой! – провозгласила женщина и замерла в метре от Саши. – И я постою. Мне не к спеху.

Вот ведьма! Саша со вздохом отвернулась. Ожидание продолжилось.

Она слышала, как за спиной вздыхает и чем-то гремит Клавдия Петровна, шуршат шинами машины по лужам их двора. С ближайшего дерева вспорхнула стая ворон и с громким карканьем устремилась в небо.

– Откуда столько пакетов тащишь, Шурка? – не выдержала все же Клавдия Петровна.

– Из магазина, – коротко ответила Саша, не оборачиваясь.

– А из магазина на что?

– На деньги.

– На де-еньги-и? – насмешливо протянула противная старая женщина. – И откуда им у тебя взяться? Своровала, что ли? Или клад нашла?

– Наследство получила, – почти не соврала Саша.

Она нырнула в приоткрывшуюся дверь и чуть не наступила на пса. Хозяин, тянувший на поводке большую собаку неизвестной породы, громко заругался и крикнул в сторону лифта, к которому поспешила Саша:

– Сумасшедшая!

– А то какая же! – подхватила Клавдия Петровна.

Она добавила что-то еще, но Саша уже не слышала. Двери лифта закрылись, и она поехала к себе на пятый этаж. Войдя в квартиру, тут же тщательно заперлась, лишь тогда разулась и потащила пакеты в кухню.

С некоторых пор она стала осторожной, даже очень. Раньше дверь могла целый день не закрываться, потому что они гоняли друг к другу без конца: она и соседка Рита из квартиры напротив. Рита не съехала – нет. Она по-прежнему жила рядом, но теперь в дверь подруги ей приходилось стучаться. И открывали ей, лишь тщательно оглядев в дверной глазок.