Покорить Ангела - Виктория Победа

фигуру. В тот момент я не думала, просто действовала. Рванула к Волкову, да на такой скорости, что едва сумела затормозить, впрочем, все равно впечаталась в его спину.

— Не надо, — схватив его за руку, запыхаясь произнесла я, — Жень, не надо этого делать…

Он медленно повернулся, посмотрел на меня так, будто я ничтожество какое-то. От его ледяного взгляда все внутри похолодело, волосы на загривке встали дыбом.

— Давай ты указания своему ненаглядному будешь раздавать, — с явной обидой в голосе, произнес он и одернул руку, — ты же к нему приехала, — с этими словами он снова отвернулся и было сделал шаг вперед, когда я с трудом, но проговорила:

— К тебе…

— Что? — он повернул голову, свел светлые брови к переносице.

Сделав шаг к нему, не думая о последствия, я прижалась к нему, обнимая со спины, твердо решив, что никуда не пущу.

— Я к тебе приехала… только из-за тебя я тут.

Не знаю, как ему удалось так ловко извернуться, но уже в следующее мгновения я находилась в его объятиях. Подняв на него глаза, я встретилась с его заинтересованным, полупьяным взглядом.

— Ко мне?

— Не садись на байк, не надо, тебе нельзя, — мысли путались, хаотично мечась в черепной коробке, слова давались с трудом и на выходе получался какой-то бессвязный бред.

— Не сяду, если… — он хмыкнул как-то странно.

— Если? — уточнила я.

— Если ты сейчас поедешь со мной…

Глава 24

«Если ты сейчас поедешь со мной» — в голове все еще звучал голос Жени. На парня я не смотрела, вопросов тоже не задавала, я словно с цепи сорвалась, все вокруг лишилось хоть какой-то малейшей значимости. Единственное, что было важно — уехать подальше от треклятого трека и ни в коем случае не подпускать Волкова к байку.

— Такси, — это все, что я смогла из себя выдавить.

А он смотрел на меня с еще большим интересом, чем прежде. Его голубые глаза горели пламенным азартом, алкоголь в крови явно подгонял к действию.

Я не была уверена, даже не так, скорее, я точно знала, что Волков сейчас не совсем в себе и отчетливо понимала, чем закончится этот вечер.

Знала и согласилась, не сомневаясь ни секунды.

Просто, будто что-то щелкнуло внутри, сработал переключатель. Раз и все. Слетели замки, стерлись границы, исчезли запреты. Был только он и была я. Все остальное потом. Да потом, когда я открою глаза и последствия повалятся на меня снежной лавиной, сметающей все на своем пути.

Ехали мы молча. В салоне пахло цитрусовыми и легким, едва заметным парфюмом Волкова. Я старалась не думать о том, что будет, не показывать страха, не выказывать сомнений. Поздно давать заднюю, я ведь уже согласилась.

Когда машина остановилась у дома Жени, я недоуменно взглянула на парня и тихо проговорила:

— Николай Федорович…

— Его не будет, — оскалился Женя, помогая мне выбраться из машины.

— А…

— Сегодня день особенный.

Больше он ничего не говорил, просто расплатился с водителем, захлопнул дверь и пошел вперед. Я шла следом, кусая до боли губы и сжимая кулаки. Удивительно, но удрать не хотелось, в крови бурлил адреналин и что-то еще… Какое-то необъяснимое притяжение, предвкушение даже…

Глупо?

Возможно.

Переспать с тем, которого сначала ненавидела, а после… О том, что где-то там сидит его девушка я старалась не думать. Впрочем, это оказалось проще, чем могло показаться. О Миле я не то что не думала — не вспоминала ровно до этого момента.

Почему ее не было на треке?

— Так и будешь стоять? — погруженная в собственные мысли я даже не заметила, что мы благополучно добрались до лифта, двери которого уже успели разъехаться. Внутри было совершенно пусто. Только я шагнула внутрь, как оказалась намертво прижатой к стене с одной стороны и к Волкову с другой. Он нависал надо мной каменной скалой, смотрел неотрывно и шумно дышал, обдавая жаром мое лицо.

— Что…

— Ты же понимаешь, что если переступишь порог моей квартиры, назад дороги не будет, — пророкотал он у самого уха.

Я не нашла в себе сил ответить, только согласно кивнула, проглотив вставший посреди горла, колючий ком. Сердце затарахтело, как ненормальное, в уши долбил свихнувшийся пульс, каждую клеточку внутри обожгло разгорающимся в теле пламенем. Стало невероятно душно и тесно, захотелось выбраться из давящего на нервы лифта. Наконец он остановился, раздался характерный звук и двери разъехались в стороны.

­Как мы вышли из лифта, как дошли до нужной двери и как оказались в квартире, — я помнила плохо. Стоило двери захлопнуться, как я тут же была придавлена слетевшим со всяких тормозов Волковым к ближайшей стене. Жесткий, жалящий поцелуй обрушился на мои губы, язык беспрепятственно проник в рот, воздуха катастрофически не хватало. Отвечать я даже не пыталась, впрочем, это и не требовалось, Волков справлялся самостоятельно, подавляя любое, даже малейшее сопротивление. Его руки беспорядочно шарили по моему телу, буквально срывая с меня с меня ветровку.

— Подожди, Жень, — задыхаясь, я попыталась его остановить.

— Я предупреждал, — процедил он сквозь стиснутые зубы, очевидно, неверно расценив мои действия.

— Нет, просто… я сама, ладно? Порвешь, — прошептала я, едва устояв на ногах.

Все тело колотила мелкая дрожь, руки едва слушались, пока я судорожно стягивала с себя ветровку, ноги, словно ватные, практически не шевелились, снять кроссовки мне стоило огромного труда.

— Твой отец точно не придет? — вдруг вспомнила я.

Отлично, Лина! Сейчас самое время!

Женя криво усмехнулся, сверкнул своими синими глазами и прищурился.

— Надеешься, что помешает? — поинтересовался он вкрадчиво.

— Нет, просто…

— Он не придет, я же сказал, сегодня особенная дата, — последние слова он произнес так тихо, что я едва сумела их расслышать. А потом Женя вдруг оттолкнулся ладонями от стены и, развернувшись, пошел вглубь квартиры. Мне ничего не оставалось, как ковылять следом.

— Может, тебе на сегодня хватит? — сказала я, не подумав.

Однако вынутая из шкафа в гостиной бутылка, наполненная отнюдь не отваром шиповника, вызвала во мне яркий протест. Женя в ответ ничего говорить не стал, только посмотрел на меня так, что мне и самой захотелось замолчать. Бунт, всколыхнувшийся в жилах, моментально притих, не успевшее разгореться пламя тут же погасло.

— Ты здесь не для нотаций,