«Афганистан, мой путь…» Воспоминания офицера пограничной разведки. Трагическое и смешное рядом - Юрий Николаевич Матроскин

в результате подрыва он только получил контузию и осколочное ранение ног. Когда Сашу на носилках укладывали сверху на броню БТР-70 мне запомнилось его очень бледное с правильными чертами лицо, прямым тонким носом и слезинка, скатившаяся у него из левого глаза. От этого мое сердце непроизвольно дрогнуло, но как только БТР двинулся в сторону загранобъекта в Имам-Сахиб, то мы все с облегчением вздохнули: через полтора часа он будет в госпитале. Но буквально через какую-то минуту мы услышали сильный взрыв — через каких-то 100 метров этот «бетр» тоже подорвался на мине. Саша при повторном подрыве вновь получил тяжелейшую контузию и по пути в госпиталь скончался. Посмертно он был награжден орденом Красного Знамени. Мы с ним не были знакомы, но его гибель стала для нас тяжелой утратой. У нас в головах не укладывалось, как «судьба-злодейка» так страшно поступила с ним: два подрыва в течение получаса — это невероятно.

Спустя три десятилетия память стерла подробности этой операции из-за схожести со многими другими и сохранила лишь один трагический эпизод, произошедший с афганским офицером, который произвел на меня глубокое впечатление своей жизненной философией. В районе кишлака Киргиз (один из базовых кишлаков БФ Муллы Маджида) разгорелся ожесточенный бой и замполиту минбатареи Ивану Лобанцу дали команду поддержать наших союзников — «сарбозов» и «раимпалвановцев» — минометным огнем. В качестве корректировщика ему был придан офицер «Царандоя» из числа уроженцев этого кишлака. Он успешно корректировал стрельбу наших минометчиков, поддерживая связь по радиостанции с афганскими подразделениями, атаковавшими позиции «духов» в кишлаке.

После взятия кишлака Лобанец в моем присутствии спросил этого корректировщика: «Ну как мы стреляли?» Афганец грустно ответил: «Хорошо стреляли. Правда, одна мина попала в дом моей сестры и она погибла». Иван, пораженный этим трагическим известием, не знал, что и ответить: стал извиняться, выражать соболезнование, объясняя, что они стреляли по ориентирам, которые тот сам ему давал. На это афганец ответил: «Ничего, командир. Я не виню вас и не обижаюсь. На все воля Аллаха. Дай мне ящики из-под мин и мы больше не будем об этом говорить» (ящики из-под мин и выстрелов у афганцев очень ценились). Таков пример философского отношения афганцев к бренности жизни: Аллах дал, Аллах взял!

Более запомнились мне события второго этапа операции по «зачистке» зоны Алефберды — Ишантоп — Исмаилкишлак. Мы использовали в качестве десанта «сарбозов» Кундузского оперативного батальона «Царандоя», с которыми было три наших советника (офицеры ВВ МВД СССР — к сожалению, их имена и фамилии в памяти не сохранились), взаимодействие с которыми организовывал наш офицер-разведчик капитан Александр Абр-в. А поскольку он действовал с позиции двух наших застав — 1-й и 2-й, то и мне пришлось тесно общаться с этими советниками. Мне их было искренне жаль: три наших офицера на батальон и ни одного советского солдата рядом. При тогдашней системе призыва в афганскую армию, когда задержанных при «зачистке» кишлаков с оружием в руках «духов» отправляли в ХАД, а безоружных, в т. ч. успевших бросить оружие, — тут же призывали в армию. Такому солдату выдавали трофейный автомат (возможно, даже тот, который он успел бросить), а он при первом же благоприятном случае дезертировал с ним в банду. А порой в «сарбозе», которого к нам сажали на «броню» десантом, мы узнавали душмана, захваченного нами месяц-два назад и переданного в ХАД. Такова «проза» комплектования афганской армии того времени. Поэтому жить, а тем более воевать с таким «воинством» им было весьма хлопотно и опасно — в любой момент кто-то из их «подсоветных» мог всадить им пулю в спину или отравить (к сожалению, и такое было). И если афганский офицер мог опереться на своих соплеменников, которые в опасную минуту могли прийти к нему на помощь, то у советского советника их не было и рассчитывать он мог только на себя, своих коллег и отдельных идейных афганских военнослужащих. Так, уже в марте 1979 года во время мятежа в военном гарнизоне города Герат под руководством впоследствии широко известного бандглаваря ИОА Турана Мухаммад Исмаил Хана были убиты первые пять советских советников 17-й пехотной дивизии. А сколько подобных мятежей было еще и сколько при этом погибло наших советников? Наши ребята всю операцию опекали их как родных, и когда пришло время расставаться, то они искренне благодарили нас за теплый приют: «Мы словно в Союзе побывали».

Когда 17 марта мы бронегруппой из четырех БМП и БТР вошли в кишлак Ишантоп, то десант из числа «сарбозов» Кундузского оперативного батальона «Царандой» под руководством наших советников начал его «проческу». По данным нашей разведки мы обнаружили большой бандитский схрон с оружием, боеприпасами и документацией Исламского комитета «Движения исламской революции Афганистана» (ДИРА) и знамя бандглаваря Муллы Маджида. На память об этом у нас осталась фотография, в правой части которой запечатлены два вышеупомянутых советника, а третий — в центре рядом с командиром афганского батальона подполковником Али — он держит знамя (в общении с нами для удобства он представлялся Аликом). На следующий день он был ранен пулей в голову, но, к счастью, остался жив. Где все они сейчас? Как сложилась их дальнейшая судьба?

Получили мы на этой операции и очередной бесценный своеобразный опыт совместных действий с афганскими союзниками в бою. На следующий день, подойдя к дому командира бандгруппы Муллы Муссо (ДИРА) в Исмаилкишлак, мы сразу почувствовали опасность. «Зеленые» как-то «хвосты поджали», передвигались впереди моей бронегруппы неуверенно и осторожно (даже желания «помародерить» у них куда-то пропало). Саша Абр-в, который находился на другом БТР, также что-то почувствовал, предупредив меня по радиостанции, чтобы мы были начеку. Стрельба началась внезапно и сразу со всех сторон. «Сарбозы» вместо того, чтобы прикрывать нашу «броню», мгновенно «испарились», и мы остались один на один с «духами» на небольшой поляне, окруженной домами и дувалами. Душманы наседали и нужно было отходить, но для этого требовалось медленно преодолеть узкий (как раз по ширине бронемашины) мостик через глубокий арык с обрывистыми берегами. Я дал команду всем по радио на отход из кишлака, а поскольку моя 805-я находилась дальше всех от моста, то мне пришлось прикрывать его. В свою очередь, 804-я БМП, находившаяся ближе к мосту, прикрывала нас. По преодолению моста, за ней последовали БТРы, на одном из которых находился капитан Абр-в. Ситуация была весьма динамичной и опасной: «духи» стреляли со всех сторон из автоматов, а выстрелы из РПГ-7 по нашим машинам летели один за другим — только по моей «бэхе» было выпущено не менее четырех гранат.