После заката - Александр Варго

Марина долго наблюдала за зловещей игрой света и тени. Или ей лишь показалось, что долго…

А потом негромко рассмеялась — совершенно безрадостным смехом. Кирилл, услышав такой смех, наверняка бы придумал срочное дело, позволяющее оказаться подальше от законной супруги.

Прочие же граждане, плохо знающие Марину, решили бы: молодая симпатичная женщина смеется какому-то печальному воспоминанию, — но уже пережитому, уже способному вызвать смех… Пусть и абсолютно безрадостный. И, соответственно, означенные граждане отнюдь не постарались бы немедленно увеличить расстояние между собой и Мариной.

Глупцы.

Потому что она только что решила кое-кого пристукнуть. Может, и не с летальным исходом, но оч-чень качественно. Она даже подозревала, что знает, кого именно…

Дело в том, что Марина не сразу обратила внимание на один любопытный факт, — все еще находилась под впечатлением выходок «Самарканда» и своих догадок о виновниках сего «полтергейста».

А зря, факт того стоил.

Бумага! Упаковочная бумага, — вернее, полное отсутствие таковой. Когда совсем недавно Марина убирала голову в холодильник, та была тщательно упакована. Теперь же сияла бесстыдной наготой…

Вывод?

Вывод прост, как свиное хрюканье. У мадам Брошкиной в ее нынешнем состоянии рук-ног нет. Или есть, но находятся далеко отсюда, неважно. Главное — кто-то помог распаковаться мадам. Вот он и появился — пока не на сцене, пока за кулисами — этот таинственный «кто-то».

Факт второй: раскачивать холодильник самостоятельно мадам тоже не стала бы — нечем, да и незачем. Чтобы не плодить лишние сущности, допустим: и здесь виноват «кто-то», тот же самый. Раскачивал холодильник именно он. Каким способом? Естественно, не забившись в щель между стеной и компрессором «Самарканда». Леска! Длинная и прочная рыболовная леска, привязанная к голове мадам и совершенно незаметная в полумраке сеней… Итак, наш «кто-то» на сцене: темные очки, длинный плащ, низко надвинутая шляпа и приклеенная борода, — опознанию не поддается.

Но криминалистика — наука точная. Стоит позаимствовать из ее арсенала классический метод «сочетания мотива и возможности», как картина разительно меняется. Кто отличался сегодня беспричинной алкогольной веселостью? Кто вполне может владеть запасным комплектом ключей от дома Викентия? Кто должен был прийти сюда к ожидаемому времени возвращения Кирилла?

Загадочный «кто-то» не просто лишился все маскирующих причиндалов, но и разделился, на манер амебы, на два вполне независимых организма: Толяна Форносова и Трофима Лихоедова.

Ну, комики… Петросяны недоделанные. Добили прихваченную у свояка бутыль и затеяли деревенскую шуточку, добрую и ненавязчивую, а если ее объект невзначай станет заикой — кто ж виноват, что у него так плохо с чувством юмора? Похоже, у Юрочка-ангелочка склонность к дебильным развлечениям — наследственная.

Дедуктивная задача решена. Даже ясно, где засели уроды, — на крыльце, где же еще? До сих пор подергивают за леску, пропущенную в щелку, тянут тихо-тихо. Ждут, когда же Марина заорет истошным диким голосом, наконец-то разглядев: к ней ползет Страшная и Хищная Свиная Голова! Кстати, уже могла бы и заорать, не вспомни она вовремя про бумагу, — путь Брошкина проделала немалый, больше полуметра…

План контрдействий сложился быстро. Фронтальная атака бесполезна: пока Марина будет громыхать засовом, друзья-придурки скатятся с крыльца и канут в темноте. А потом с невинным видом от всего отопрутся.

Но если аккуратно, вдоль стеночки, пробраться на другой конец сеней, к двери черного хода… — одновременно с этой мыслью Марина приступила к ее реализации. По пути прихватила огромную сковородку с полутораметровой ручкой. Кто-то будет сегодня менять трамблер совершенно бесплатно, да еще и болезненно морщиться при этом…

На пути к черному ходу предстояло пройти мимо мадам Брошкиной. Марина присмотрелась: вроде бы башка прекратила едва заметное движение…

Неужели шутники засекли скрытый маневр Марины? Она двигалась в густой тени, оставив свечку на столе у входа, — и надеялась остаться незамеченной. Но свинская башка и впрямь лежит неподвижно, как, собственно, и полагается лежать всем приличным головам, отделенным от тела…

Она осторожно присела возле мадам, стараясь по-прежнему оставаться в тени. Тихо провела рукой у пасти, затем опустила пальцы к самому полу. Расчет Марины был прост — если шутники ретировались, то леска валяется на полу, ослабевшая. Тогда глупо совершать под проливным дождем партизанские вылазки… Но если все еще натянута…

Леска не обнаружилась.

Никакая — ни ослабшая, ни натянутая.

Нигде — ни на досках пола, ни у пятачка Брошкиной.

Марина недоуменно хмыкнула, потянулась ощупать всю голову: уж где-нибудь леска да привязана, сейчас найдется…

Свиные зубы вцепились ей в руку.

Марина заорала.

3

Снаружи, за дверью, взломанной и распахнутой, льющаяся с неба вода стояла сплошной стеной.

А перед Кириллом стояла дилемма. Вот какая: или остаться здесь, рядом с трупом, или выйти наружу, — и буквально за несколько секунд промокнуть до нитки.

Он выбрал первый вариант. Мысль отправить на водные процедуры мертвое тело даже не пришла в голову: нельзя тут ничего трогать до приезда милиции. Хоть и совершенно неясно, когда она приедет, но все равно нельзя.

Но зачем она это сделала?

Да нет же, зачем девушка принарядилась и пришла сюда, вполне понятно…

Кирилл с удивлением понял, что видел ее до сих пор лишь в белом халате продавщицы, либо в нелепом ситцевом платьице, либо вообще без одежды. И какой-то уголок сознания, а может и подсознания, упорно твердил: неправильно, все неправильно!

Раскинутые по земляному полу ноги в ажурных колготках — неправильно: должны быть голые, и чуть тронутые первым летним загаром, и со старым, давно зажившим, побелевшим шрамчиком над левой коленкой, и со светлыми, тончайшими, лишь очень-очень вблизи заметными волосками…

И мини-юбка — не то! И блузка, совсем недавно белоснежная, а ныне замаранная кровавыми пятнами, — не то! И соломенно-рыжие волосы, затейливое уложенные, — не то!

Впрочем, цвет волос Кириллу подсказывала лишь память, а от затейливой прически мало что осталось, — скомканный, спутанный ком, пропитавшийся кровью…

На лицо Кирилл взглянул один раз, мимолетно, быстро проведя по полу лучом фонарика… И больше не смотрел. Ни к чему. Пусть останется в памяти прежней, живой, улыбающейся…

Но зачем, черт возьми, она это сделала?

Да нет, при чем здесь Клава… Кирилл думал про убийцу, который разнес дверь несколькими точными ударами (теперь-то ясно, Некрасов с его знанием женщин тут не при делах). И тотчас же, не откладывая, убийца разнес голову Клаве — тем же орудием. Вернее — разнесла.