Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки - Юрий Колесников

Мать поправила:

– Не на улице, а на перроне вокзала.

– Ну, да. Было очень холодно. Я замёрз. Когда прибыл поезд, который я увидел впервые, мы с тобой проводили девушку до вагона. Папа оставался в санях. Когда вернулись, он спросил тебя: «Никто за ней не шёл?» Ты ответила «Всё, кажется, слава богу, обошлось».

– Неужели помнишь всё это? – удивилась мать. – Даже то, что я ответила папе?

– Конечно!

– Так вот: Пита, когда жила у нас, не выходила из дома не потому, что была простужена, как я тебе сказала. Она скрывалась. Её разыскивала полиция! И всё же через некоторое время её арестовали. Папа ещё был с нами. Осудили на тринадцать лет! Бедняжка до сих пор в тюрьме, где-то далеко, в Румынии. Когда она пряталась у нас, твой отец по секрету признался мне, что она коммунистка. Только ты никому об этом! Слышишь, Юра? А рассказала, чтобы ты знал: жизнь очень сложная, скверная штука. Прошу тебя, будь осторожен!

Рассказ о родственнице, томящейся в тюрьме, недавние события у Измаильской крепости не только разочаровали бывшего «старшего группы черчеташской когорты» в недавних иллюзиях, но и серьёзно сказались на его взглядах на жизнь.

Как-то он спросил мать, что такого могла натворить Пита, что её осудили на столь длительный срок?

– Отец говорил, что племянница и её друзья борются за справедливость. За лучшую жизнь для бедняков. И как будто за возвращение Бессарабии России. Между прочим, твой отец служил русскому царю-батюшке. Где-то у нас была его «Похвальная книжка». Надо бы мне найти её! Он там значится «николаевским стрелком». Хорошо стрелял! А Пита – загубленная жизнь… Отец рассказывал, что когда полиция её арестовывала, у неё был полугодовалый сынок. Пита его никогда больше не видела. Сколько лет прошло, никто ничего о нём не знает. Исчез! Вот тебе и твои румынские бойскауты.

– Поживём, увидим…

Мать, видимо, не поняв реакции сына, сочувственно пояснила:

– Своими переживаниями мы ничем ей не поможем. А чем-то другим, как следует в таких случаях, нет у нас возможности. Да и где та тюрьма, понятия не имею. А где твой отец? Помогает ли он племяннице? Да и жив ли?

– Ничего-ничего, мам. Ещё не рассвело.

Юрий хотел сказать что-то ещё, но послышался лай соседских собак. Мать спохватилась:

– Сегодня ж пятница! Это просик. (Так в Бессарабии называли нищих). А у нас нет ничего, чтобы…

Юрий укоризненно посмотрел на мать, дескать, как же ничего не дать несчастному?

– Ну, нет же, говорю! Квартирант обещал принести деньги вечером. Что я могу сделать?

Второпях она вынула из парусиновой торбочки краюшку полукруглого хлеба:

– Дай хоть это, раз нет ничего другого.

Глядя на недовольное лицо сына, достала из сахарницы квадратик сахара.

– Один? – недоумевал Юрий. – Ты что?!

– Не могу же я поставить на ужин квартиранту пустую сахарницу.

– Кусочка бы три, мам! Стыдно ж один…

Мать наклонила сахарницу так, чтобы он убедился: она почти пуста.

– Утром будешь пить несладкий чай.

– Хорошо, – согласился он.

– Кусок сахара дадим мы, кто-то ещё даст… В другой раз, если будет, дашь ему четыре. Думаешь, он не понимает, кто мы и как живем? Это ж не цыган, просящий подаяния. Посмотри-ка хорошенько на него. Наверное, он кем-то был раньше.

Мимо окна, согнувшись, прошёл к входной двери старичок.

– Скажу, чтобы не обижался, – пошла ему навстречу мать. – Он знает, когда у нас есть, мы не жадничаем. Помнишь, дала ему большой кусок коврижки, которую только что испекла.

– Пойми, – не отставал Юрий, – стыдно, один сахарок! Всё равно, что ничего!

Просик ушёл, и Юрий потихоньку от матери достал из сахарницы ещё три кубика сахара, но увидев, что она почти пуста, положил кусок обратно и побежал вдогонку просику.

Но тот словно растворился. Расстроенный исчезновением старичка, Юрий остановился в недоумении: куда бы тот мог деться? И обрадовался, увидев, как из калитки дальнего соседского дома показалась знакомая сгорбленная спина с котомкой.

Догнав просика, протянул кусочки сахара. Тот низко поклонился, но не взял. Юрий так и остался стоять с протянутой рукой и двумя кусками сахара на ладони.

– Ваша мама дала мне. Спасибо, мой милый! – поблагодарил старичок. – Знаю, когда у вас достаток, она не обижает меня. Не обессудьте, молодой человек. У вас доброе сердце.

Эта история с просиком и сахаром, рассказ матери о судьбе отцовской племянницы, нацистские идеи бойскаутов заставили Юрия коренным образом изменить свое отношение к событиям, увидеть их в ином свете. Теперь он всё чаще ловил себя на том, что обнаруживал фальшь в людях, которыми ещё вчера восхищался, которым безоговорочно верил.

От этих грустных размышлений юношу отвлекал авиамоделизм, он увлекался им ещё школьником. Иногда, бывало, приходил и на теннисный корт посмотреть на игру, подбирал вылетавшие за пределы корта мячи и кидал их игрокам. Одним из них был полковник Россетти, командир артиллерийского полка, расквартированного в казармах на окраине города.

У школьника с полковником установилось визуальное знакомство. На приветствия при встрече тот отвечал лёгкой улыбкой. Это льстило. Тем более что полковник выделялся в городе своим положением.

По праздникам, открывая парад, полковник Россетти во главе своего полка важно восседал на резвом рысаке. В будни проезжал по городу в роскошном фаэтоне в сопровождении двух верховых адъютантов. Неизменный монокль в глазу привлекал нескрываемое любопытство провинциалов. На редких встречах с местной знатью он держался почтительно, строго, по-деловому. В ответ на приветствия слегка прикладывал ладонь в белоснежной перчатке к окаймленному позолотой козырьку армейской фуражки.

Офицеры сторонились его с подчёркнутой смиренностью. Вёл он себя во всем достойно, соответственно своему положению, одновременно независимо, замкнуто и в меру гордо.

Со временем ненавязчивое знакомство с пареньком, подбиравшим теннисные мячики, переросло в добрые отношения. Определённую роль в этом, видимо, сыграло и то, что Юрий стал лицеистом, проявлял способности к авиамоделизму.

Случайно узнав об этом его увлечении и о том, что он из бедной семьи, полковник решил помочь любознательному пареньку выстроить задуманный им макет планёра и выделил из собственных средств небольшую сумму для покупки фанеры, мелких гвоздей, клея, сурового полотна.

Бесценный для авиамоделиста материал приносил ему домой полковничий денщик. Не переставая поражаться, как из фанеры вырастал планёр по размеру в четверть настоящего, денщик докладывал об этом своему хозяину.

Макет планёра получил похвальную оценку преподавателя физики лицея и с небольшой фотографией конструктора был выставлен в кабинете физики. Вскоре макет планёра отправили в Бухарест для экспозиции на международной выставке. Неожиданно пришло официальное сообщение о том, что планёр, зарегистрированный под названием «YURISS», удостоен первой премии. Его конструктор приглашался в Бухарест на бесплатную учёбу в «Пилотажной школе Мирча Кантакузино».