А собаку я возьму себе - Алисия Хименес Бартлетт

После обеда я быстренько села в машину и двинулась в путь. Проехала мимо приемной Хуана Монтуриоля. Замечательно мы с ним провели время. Все вышло как надо, и, возможно, у меня наконец появится кто-то, для кого занятия любовью не будут несовместимы с дружбой. Надеясь, что наши отношения будут развиваться в правильном направлении, я отправилась давать свой второй, и последний, урок кулинарного искусства. По пути меня одолевали тревожные воспоминания о разворошенной постели. Реакция младшего инспектора на мое появление должна была стать определяющим фактором для моего настроения на сегодняшний вечер. Но все обошлось, Гарсон торопливо открыл мне дверь и унесся вглубь квартиры, толком даже не поздоровавшись.

– У меня тут кое-что на огне стоит! – крикнул он во всю глотку.

Ужастик из любопытства потрусил за ним. Я же, воспользовавшись суматохой, осторожно осмотрелась. Вокруг царил идеальный порядок, все просто сияло. С детской непосредственностью через приоткрытую дверь я быстро заглянула в спальню. И увидела безукоризненно убранную кровать. Ничто не напоминало о том, что совсем недавно она была использована втайне от хозяина.

Немного успокоившись, я пошла посмотреть, что творится на кухне. Там сидел Ужастик и, изо всех сил вытянув шею, старался не пропустить ни одну из хаотических манипуляций, в которые был погружен Гарсон. На огне готовилась, а вернее сказать твердела, бурая масса, в основном состоявшая из плотных комков. Вокруг сковородки белели ручейки муки и лужицы молока.

– Судя по следам бедствия, вы собирались приготовить соус бешамель.

– Ох, Петра, и не говорите! Черт меня дернул вляпаться в эту историю!

Он был взъерошен, на багровом лице выступили капли пота.

– Я хотел сделать вам сюрприз и купил утром уже готовые канеллони[13]. Оставалось только доба вить в блюдо бешамель, и я отправился в книжный магазин за книгой по кулинарии. Ну а потом я делал все точь-в-точь как было написано в рецепте, и сами видите, что натворил! Так что не говорите мне больше, что домашнее хозяйство – дело нехитрое, я все равно не поверю.

– А ну-ка дайте мне! Помогите мне выбросить все это в помойку!

Сообща мы кое-как освободили рабочее пространство. Я снова поставила сковородку на огонь и бросила в нее хороший кусок сливочного масла.

– Разве в поваренной книге не говорилось, что молоко нужно предварительно согреть?

– Откуда я знаю? Эта проклятая книга написана языком почище, чем у адвокатов. Я полистал ее и мало что понял: водяная баня, припустить, бланшировать, профитроли, канапе… Неужели нельзя использовать простые слова?

Я решительно покачала головой, продолжая помешивать муку:

– Дело тут не в словах, Фермин, а в том, что вы подсознательно считаете, будто никогда этому не научитесь. Более того, в глубине души вы полагаете, что не мужское это дело и незачем уродоваться, пока есть женщины, умеющие готовить.

– Мне только не хватало услышать ваш феминистский выпад!

– Подумайте над тем, что я вам сказала, подумайте.

Он начал потихоньку брюзжать и раздражаться, еще не отойдя от кулинарного стресса.

– Не злитесь на меня, Фермин, я ведь пришла для того только, чтобы помочь вам. Кстати, я принесла вам нечто такое, что должно вас заинтересовать.

– Еще одну поваренную книгу?

– Нет, списки и компьютерную карту, где обозначены места пропажи собак. Я оставила их в прихожей.

– Сейчас посмотрю.

– Нет, даже не думайте! Вы останетесь здесь и будете наблюдать, как я готовлю бешамель.

– До чего же вам нравится командовать!

Я засмеялась и убрала сковородку с огня, чтобы можно было повернуться и видеть его лицо.

– Вы действительно считаете, что мне нравится командовать?

– Да нет, инспектор, я не имел в виду…

– Забудьте о формальностях, Фермин, и скажите мне правду. Вы считаете, мне нравится командовать?

– Да, – буркнул он.

– Любопытно, – сказала я. – Возможно, вы правы, хотя я пока этого не сознаю.

– Глядите, соус опять становится комковатым.

– Не беспокойтесь, сейчас мы это дело исправим. Идите сюда, вы сами с ним сладите. – Я встала у него за спиной и объяснила, как следует перемешивать массу. После первых неуверенных движений он быстро вник в суть несложного маневра и с блеском его выполнял.

– У вас прекрасно получается.

– Подождите, я еще не кончил…

Спустя час проклятый ужин был готов. Мы уселись, вооружившись стаканами с виски, и стали разглядывать выданную компьютером информацию. Я ждала его мнения.

– Что скажете?

– Не знаю, что и думать, собак похищают повсюду. В этом смысле район Сан-Гервасио ничем особенным не выделяется. По-видимому, эти типы орудуют по всему городу.

– Я пришла к такому же выводу.

– Поэтому у Лусены и было столько денег.

– Меня только удивляет, почему он не учел эти суммы в одной из своих тетрадей.

– Если такая тетрадь и существовала, ее вполне могли у него отнять нападавшие.

– Всякий раз, подойдя к этому пункту, мы говорим одно и то же.

– Мы говорим это, потому что так оно и есть.

Я закурила и согласилась с ним, хотя и не слишком уверенно.

– Думаю, мы дали достаточно времени нашему Павиа. Я хочу в понедельник с утра иметь на руках ордер на обыск в парикмахерской Bel Can. Изымем всю их бухгалтерию, пусть в ней покопаются наши эксперты.

– Хорошо, инспектор. Ох, черт!

– Что такое?

– Да уже без двадцати девять, а в девять придет Анхела. Пойду переоденусь и еще раз побреюсь.

– Вам и так хорошо.

– Но только не для Анхелы! Для Валентины еще куда ни шло… Но для Анхелы все должно быть безукоризненно.

Я не знала, как интерпретировать это утверждение. Побеждала ли Анхела в борьбе за сердце моего коллеги или же в этой гонке лидировала Валентина? Нравилось ли ему то, что благодаря владелице магазина он стал требовательнее к себе, или предпочитал оставаться беззаботным рядом с Валентиной, позволявшей ему чувствовать себя свободнее? Вопросы, сопутствующие любви… Не хотела бы я находиться в шкуре Гарсона. Любовь и ее составляющие: выбор, решимость, сомнения, неуверенность, вина, страдания… В один прекрасный день я оставила все это позади. И сейчас, оказавшись в одиночестве, я подняла стакан, чтобы выпить за мое конфликтное сентиментальное прошлое и за мирное эротическое настоящее.

– И за тебя, Ужастик, мой сердечный друг, верный и единственный!