Взорвать "Москву" - Максим Шахов

«Имей мужество жить в опасности!» – вспомнил Бузько еще одну замечательную цитату. Эти слова семьдесят лет назад сказал доктор философии Йозеф Геббельс.

Да, мужество и еще раз мужество! И только победа!..

Перевернувшись на диване, Бузько сунул руку в карман висящей поблизости куртки и вытащил пачку «Гетьмана»; открыл, подержал сигарету в пальцах. Он бросил курить полгода назад, но сейчас не мог отказать себе в курении. Только одну сигарету…

Хорунжий два часа назад приехал в свою пропахшую пылью холостяцкую квартиру на окраине Львова и вот никак не мог уснуть. По дороге с вокзала он зашел на штаб-квартиру ОУН, и все почему-то напомнило ему о срочной эвакуации: разбросанные бумажки, хмурые лица товарищей по партии, клубы табачного дыма в коридоре… Даже Степан Бандера смотрел с большого портрета в простенке как-то невесело. Разумеется, ни о какой эвакуации речи не шло: просто многие разъехались на лето, и в штаб-квартире воцарилась мерзость запустения. Прихватив с собой яркие кофры, надувные матрацы и пляжные тапочки, бандеровцы отправились с семьями и друзьями в солнечный Крым. Они ехали туда без мыслей о борьбе, с одними только надеждами на спокойный отдых, и в этом хорунжему Бузько виделось предательство. Нельзя сегодня быть идейным борцом, а завтра, сняв камуфляж и нарукавную повязку, бегать по золотому песку, играя в волейбол – о ужас! – с москвичами и питерцами, которым тоже по душе Крым…

– Тебя, кстати, Кульчицкий спрашивал, – сообщил подхорунжий Хыст, на секунду отрываясь от компьтера, на котором только что яростно резался в Warcraft.

– Он в Украине?! – удивился Бузько.

– Нет, из Мюнхена звонил. В Украине только я да мы с тобой, – поморщился Хыст. – Как там в Крыму? Наших много?

– Через одного, – ответил хорунжий. – Странно, что мне он не позвонил…

– Ага, – невнимательно отозвался Хыст, снова принимаясь за игру. Кажется, он предчувствовал близкую победу – не на поле боя, разумеется, а в бездонном темном виртуальном мире Warcraft’а…

Словно услышав вопрос Бузько, Кульчицкий отозвался из Европы, не пожалев денег на роуминг.

– Слава Украине! – прозвучал голос, сдобренный металлическим эхом.

– Героям слава, пане провиднык! – ответил хорунжий.

– Я выполнил свое обещание, – проговорил Кульчицкий. – По возвращении из Крыма – разумеется, когда все будет сделано – вы немедленно отправляетесь в Германию. Здесь есть работа для такого опытного и идейного борца, как вы, Сашко…

– Слушаюсь, пане провиднык!

В трубке гудели натянутые стальные струны.

– Мне понадобится ваша помощь, хорунжий, – после секундной паузы сказал Кульчицкий.

– Слушаю, пане провиднык!

– В организацию проник предатель. Он решил наложить лапу на партийную кассу и сдать вождей Центрального Провода продажной Службе безопасности Украины, которая пляшет под кремлевскую дудку!

– Это невозможно! – воскликнул Бузько. – Измена?!

– К несчастью, это измена, – подтвердил провиднык. – Изменник должен быть показательно наказан!

– Прикажете исполнить? – без колебаний спросил хорунжий.

– Да, Сашко… – со вздохом сказал Кульчицкий.

– Кто?

Струны в телефонном эфире натянулись до предела, и их звук достиг высоты комариного писка.

– Сотрудник зарубежной референтуры, ваш бывший соратник, а ныне Иуда – Куйбида…

– Слушаюсь, пане провиднык! – одними губами прошептал Бузько, но на том конце разговора его отлично услышали.

– По выполнении не докладывайте – я обо всем узнаю сам… Сделаете дело – и отправляйтесь со спокойной душой в Севастополь. Там ведь все готово к празднику, не так ли? И помните: Украина смотрит на вас нежными глазами матери, пан хорунжий ОУН! Слава Украине!

– Героям слава!

Телефонный эфир смолк. Пискнул гаснущий мобильник в руке Бузько.

Так вот зачем он должен был ехать во Львов! Сам Куйбида, не ведая о собственной казни, приказал хорунжему возвращаться! «Судьба, – подумалось Бузько. – Моя судьба. Не хочется убивать…» Он поспешно прогнал эту мысль и скорыми шагами направился домой, чтобы в одиночестве обдумать детали предстоящей операции.

Ни любви, ни тоски, ни жалости,

Даже курского соловья,

Никакой, самой малой малости

На земле бы не бросил я.

Даже смерть, если б было мыслимо,

Я б на землю не отпустил,

Все, что к нам на земле причислено,

В рай с собою бы захватил.

Константин Симонов

– Пойдем, что ли, искупаемся?

Так спросил майор Черкасов, принимая от Артема прикуренную сигарету. Они сидели на камнях над бухтой, глядя, как солнце золотит тяжелые тела военных судов.

– Как подумаю, что через два часа следующий заплыв, так желание сразу пропадает, – ответил Тарасов.

– Завтра День флота. Сегодня все случится, не иначе. Интуиция разведчика подсказывает.

– Мне тип один сегодня утром не понравился, – сказал Артем и глубоко затянулся сигаретой. – Явно за тобой приглядывал. Прямо под окнами моей квартиры.

Черкасов с интересом взглянул на товарища.

– Ты ровно в девять пришел, а я за пять минут до твоего прихода решил в окно посмотреть. Ты из-за угла вынырнул, и тип этот за тобой – топ-топ. Деловитый, лет тридцати, русый, без особых примет. Ты к парадному, а он по инерции чуть за тобой не нырнул, но дернулся, прошел мимо. Остановился через дом и огляделся. Место запоминал…

Майор пожал плечами:

– Некому вроде меня пасти. Разве что Мезенцев кого-нибудь прислал, чтобы приглядывать… Это на батю похоже: он перестраховывается, где может.

– Мне ход дела вроде понятен, но есть сомнения.

– Какие?

– Исполнителей убирают, Дима, – помолчав, сказал Артем. – Особенно таких умных, как мы с тобой.

– Нервничаешь просто, – махнул рукой Черкасов. – Если предположить, что Крошин заинтересован в том, чтобы ты до Дня флота дожил, то остаются местные, типа украинские ребята, СБУ и менты. Кого ты можешь интересовать? Ментов?.. Да им крымских уголовников хватает. СБУ?.. Они больше татарской проблемой на полуострове занимаются – слыхал про такую?

– Ну, а фашисты украинские?

– Рассмешил! Фашисты! – хохотнул Черкасов. – Да они боятся нос высунуть из своих Львова да Тернополя. Знаешь, сколько километров до Львова и Тернополя? Да ты никак боишься, а, Артемка?!

– Пошел в жопу, – хмуро ответил Тарасов. – Двинули, оптимист, на расчетную точку – поможешь мне акваланг надеть. Никогда я эту премудрость не осилю…