Семь сестер. Сестра луны - Люсинда Райли

– О боже! – прошептала я растерянно, обращаясь скорее к самой себе, чем к Берил. – Хорошо! Тогда я пойду. Загляну к вам в другой раз, чтобы тоже попросить доступ к Интернету.

– Кстати, – крикнула мне вдогонку Берил, когда я направилась к входной двери. – Сегодня утром он сказал мне, что это именно вы сподвигли его на решение погостить у нас подольше. Дескать, что-то вчера вы ему сказали такое…

– Неужели? Ума не приложу, что же такого я могла ему сказать. Ладно, Берил, я отправляюсь к Чилли. Всего вам доброго.

В машине я всю дорогу до хижины старика размышляла, как мне отнестись к тому, что Зед не уехал, а остался. В животе стало пусто: верный признак того, что новость меня взволновала.

– Я переживала за вас после вчерашнего, – обратилась я к Чилли. – Вот заехала взглянуть, как вы тут.

– Волноваться за меня не стоит, девочка моя. К тому же вчерашний день стал одним из лучших в моей жизни за все последние годы.

– Чилли, эти пещеры Сакромонте… Вы тоже появились на свет там?

– Нет, я каталонец. Родился на морском побережье в Барселоне, под повозкой.

– Так откуда же вы узнали про Сакромонте?

– Там родилась моя прапрабабушка. Она была очень сильной bruja… Оттуда родом многие мои тети, дяди, двоюродные братья и сестры.

– А что это такое – bruja?

– Мудрая женщина, прорицательница, вещунья, гадалка. Микаэла родила твою бабушку. И она же сказала мне, что ты вернешься к нам. И что именно я отправлю тебя домой. Я тогда был еще совсем пацаненком. Но уже играл на гитаре для твоей бабушки. Она была очень знаменита.

– А чем она занималась?

– Танцевала, конечно! Фламенко! – Чилли хлопнул в ладоши и принялся отбивать ритм. – Этот танец у нас в крови. – Он взял в руки свою трубку и раскурил ее. – Мы приехали в Сакромонте, чтобы принять участие в большом фестивале, который проводился в Альгамбре. Она тоже еще была ребенком, как я. – Чилли удовлетворенно хмыкнул. – А я-то думал, что после восьмидесяти пяти лет ожидания Микаэла ошиблась насчет того, что ты вернешься к нам. Думал, уже не вернешься. Но вот ты здесь. Ты вернулась.

– Но как вы узнали, что я – это я?

– Даже если бы твой отец не оставил тебе прощального письма, я все равно узнал бы тебя.

– Как?

– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся Чилли и снова хлопнул в ладоши, потом что есть силы ударил по подлокотнику кресла. В эту минуту он был очень похож на карлика Румпельштильцхен из сказки братьев Гримм. А если бы он поднялся с кресла и выпрямился во весь рост, то наверняка тоже пустился бы в диковинные пляски вокруг горшка с едой, стоящего на очаге, сопровождая их такими же чудаковатыми песнопениями.

– И все же, как?

– Да у тебя же ее глаза, ее грация, хотя ты, конечно, очень красива! Она была уродина уродиной, но, когда начинала танцевать, преображалась и тоже становилась прекрасной. – Он ткнул пальцем в сторону старой железной кровати. – Посмотри там, под матрасом. Достань оттуда железную банку, и я покажу тебе твою бабушку.

Я молча повиновалась. С ума сойти, размышляла я про себя. Более нелепой ситуации и не придумаешь. На затерянных просторах зимней Шотландии я наедине с каким-то полубезумным старым цыганом, который на полном серьезе утверждает, что ему было сказано о том, что я появлюсь здесь. Я присела на корточки и извлекла из-под матраса проржавевшую железную банку от песочного печенья.

– Сейчас я покажу тебе.

Я положила банку ему на колени, и он попытался открыть ее своими скрученными пальцами. Наконец, с большим трудом, открыл. Из банки высыпался ворох черно-белых фотографий, часть из них упала на пол. Я быстро собрала их с пола и вручила Чилли.

– Вот это я. Выступаю в районе Эшампле, что в Барселоне… А я был красавчиком, si?

Я принялась внимательно разглядывать черно-белую фотографию, запечатлевшую Чилли, наверное, лет семьдесят тому назад: темноволосый, гибкое стройное тело под традиционной цыганской рубашкой с гофрированными кружевными манжетами. Крепко прижимает свою гитару к груди. Глаза обращены на женщину, стоящую перед ним. Она замерла в типичной позе для фламенко, высоко вскинув руки над головой, облачена в наряд танцовщиц фламенко, огромный цветок в блестящих, как воронье крыло, волосах.

– Боже мой, какая красавица! Так это и есть моя бабушка?

– Нет, это моя жена Розальба. Да, она была muy linda… Настоящая красавица! Мы поженились в двадцать один год… Она действительно была для меня второй половиной. – Чилли выразительно постучал себе в грудь.

– А где она сейчас?

Лицо его потемнело, он опустил глаза в пол.

– Ушла. Потерялась во время Гражданской войны. Плохие тогда были времена, Хотчивитчи. В души и в головы наших соотечественников словно сам дьявол вселился.

– Чилли, мне очень жаль.

– Это жизнь, девочка моя, – прошептал он и осторожно погладил указательным пальцем лицо своей бедняжки жены на фотографии. – Но она все равно со мной разговаривает, даже сейчас, просто голос у нее слабый, едва слышен, ведь она же так далеко отсюда.

– Именно поэтому вы и решили покинуть Испанию? То есть, я хочу сказать, после того, как потеряли свою семью?

– Si. У меня же ничего не осталось на родине. Вот я и надумал переехать в другое место, оставить свое прошлое позади.

– И наконец осели здесь?

– Да, но после многих и долгих странствий по всей Англии. А сейчас… – Чилли принялся сосредоточенно рыться в стопке фотографий. Те, что ему были не нужны, тут же летели прямо на пол. Я снова принялась собирать их. По большей части, на них были запечатлены гитаристы и танцовщицы, выступавшие на публике в различных барах и клубах. И на всех без исключения лицах артистов читалось вдохновение, граничащее с экстазом: камера навеки зафиксировала это состояние артистического подъема и воодушевления.

– jAqui! Да вот же она!

Чили поманил меня пальцем к себе. Я подошла и глянула на еще одну фотографию исполнительницы фламенко. Довольно тщедушная, но руки вскинуты высоко над головой. Правда, вместо традиционного цветастого платья танцовщица была в плотно облегающих брючках и коротенькой жилетке. Бледнолицая, темноволосая. Волосы смазаны для пущего блеска каким-то маслом, по центру лба – один непослушный завиток.

– Кандела. Свеча, пламя которой горит в сердцах наших людей. Взгляни, Хотчивитчи! Видишь эти глаза? Это же точь-в-точь твои глаза.

Я вперила взгляд в глаза хрупкой женщины, но на черно-белой фотографии мало что можно было разглядеть. Наверно, эти крохотные точки на роговице глаз голубые или зеленые.

– Да, это она! Амайя Альбейсин, твоя abuela, Кандела. Бабушка… Самая известная танцовщица своего времени! Она родилась в Сакромонте, и роды приняла Микаэла…