Семь сестер. Сестра луны - Люсинда Райли

– Ну, что тут такого? Нужно же кому-то в этом доме зарабатывать деньги. Разве не так? – Лусия вложила несколько песет в руку матери, после чего, тряхнув своими длинными черными кудрями, с гордым видом прошествовала мимо Марии вглубь пещеры.

Мария молча глянула на монетки, которые дала ей дочь; вполне хватит для того, чтобы сходить на рынок и купить там немного овощей и даже пару кровяных колбасок на ужин Хозе. Но все равно нельзя допустить, чтобы девочка совсем отбилась от рук. А ее десятилетняя дочь уже привыкла жить по своим законам. На вид Лусии можно было дать лет шесть, не больше, такая она маленькая и хрупкая. Однако за внешней субтильностью ребенка скрывается бешеный темперамент, который, по словам ее отца, лишь добавит со временем страсти в ее манеру исполнения фламенко. По его словам, у дочери необыкновенные способности танцовщицы.

– Чему же тут удивляться? Ведь она же появилась на свет под звуки альбореа! – не раз восклицал Хозе. – В ней живет дух дуэнде, – сказал он вечером того же дня, усаживая дочь на спину мула, чтобы отвезти ее в город. Там, на центральной площади Гранады Лусия станет танцевать фламенко под аккомпанемент его гитары. Хозе прекрасно знал: те деньги, которые он получит, пока хрупкая фигурка его дочери будет выделывать всяческие вращательные па и притопы, втрое перекроют его заработки, те чаевые, которые оставляют ему пьяные завсегдатаи окрестных баров.

– И не держи ее там допоздна! – крикнула Мария мужу, когда мул, цокая копытами, поплелся вниз по извивающейся тропинке.

Затем она пошлепала по двору, переступая ногами по пыльной твердой земле, снова устроилась у входа в пещеру и принялась дальше плести корзину из травы эспарто, которая уже успела как следует высохнуть после уборки урожая. На какое-то мгновенье Мария прислонилась головой к стене, наслаждаясь благодатным теплом нежаркого солнца, лучи которого падали ей прямо на лицо. Потом она открыла глаза и глянула вниз, в долину, по которой струится река Дарро. По весне в половодье река вздувается и раздается вширь от многочисленных притоков и ручьев, льющихся с гор Сьерра-Невада. Солнце уже клонилось к закату, подсвечивая своими ярко-оранжевыми лучами старинную крепость Альгамбру, которая взметнулась ввысь на противоположной стороне ущелья, ее древние башни устремились к небу на фоне темно-зеленой листвы окружающих рощ.

– Пусть мы и влачим такую же жалкую жизнь, как наши мулы, но зато нам дано видеть всю эту красоту, – пробормотала про себя Мария. Она снова погрузилась в плетение. Работа успокаивала, Мария почти физически чувствовала, как спадает с нее напряжение от постоянно терзающих мыслей о том, что Хозе использует их дочь, чтобы заработать на пропитание для всей семьи. Ее муж слишком ленив, чтобы найти себе нормальную работу. Он предпочитает полагаться в этой жизни лишь на свою драгоценную гитару и на талант дочери. Изредка они с Лусией даже получают приглашение от какого-нибудь богатенького обывателя из местных испанцев выступить перед его гостями на вечеринке в одном из тех роскошных домов, которых полно в Гранаде. Подобные выступления среди великолепия и богатства лишь придают дочери излишнюю самоуверенность, порождая у нее призрачные иллюзии. Она ведь не понимает, что богатеи совсем из другого мира, в который ей никогда не попасть.

Но Лусия, кажется, думает иначе. Во всяком случае, она отчаянно сражается за свое место под солнцем. Мария не помнит такого мгновенья, когда бы ее дочь не отбивала ритм своими ножками. Даже ребенком, сидя на высоком стульчике, на котором ее кормили, она отбивала ритм железной ложкой, а ноги в это время сами собой продолжали двигаться в такт. Девочка не знала ни минуты покоя. Мария вдруг вспомнила, как однажды ее девятимесячная дочь сама встала на ноги, ухватившись за ножку стола, и самостоятельно сделала несколько первых шажков в своей жизни, упрямо отказавшись от всякой посторонней помощи. Со стороны могло показаться, что это хрупкая фарфоровая кукла встала на свои ноги и пошла гулять. Обитатели Сакромонте в страхе шептались за спиной Марии, встречая ее на прогулках с дочерью.

– Дитя дьявола, – однажды услышала Мария слова, которые обронила одна из соседок в разговоре со своим мужем. Да и то правда! Ребенком Лусия была неистова: от ее постоянных криков и воплей звенело в ушах. А потому Мария в глубине души была вполне согласна с соседкой. В поисках того, как обрести в доме вожделенную тишину и покой, Мария неожиданно для самой себя сделала одно удивительное открытие: девочка мгновенно успокаивалась, едва заслышав звуки отцовской гитары. При этом сразу же начинала отбивать такт своими ручками и одновременно притоптывать ножками. А однажды, когда Мария отрабатывала на кухне какие-то па из алегриа фламенко, готовясь к очередной фиесте, она вдруг увидела свою двухлетнюю дочурку, которая старательно повторяла каждое ее движение своим крохотным тельцем. Так же гордо вскинут подбородок, и ручки грациозно взметнулись над головой, и ножки притоптывали яростно и громко, но главное – Лусия каким-то чудодейственным образом сумела схватить саму суть танца.

– Боже мой! – прошептал Хозе, ошарашенно взглянув на жену. – Ты, наверное, хочешь научиться танцевать фламенко так же хорошо, как твоя мама, ласточка моя? – спросил он у дочери.

Лусия глянула на отца немигающим, напряженным взглядом.

– Si, папа. Я танцую!

С тех пор минуло восемь лет. И сегодня уже ни у кого не оставалось сомнений: дочь с ее поразительным талантом намного превзошла свою мать, которая по праву считалась одной из лучших исполнительниц фламенко в Сакромонте. За одну минуту ножки Лусии отбивали столько тактов, что Мария всегда сбивалась со счета, не успевая за чечеткой дочери, хотя та и просила ее подсчитать количество тактов. Ее braceo – особое положение рук во время танца – было практически безукоризненно. Но главное – в ее глазах постоянно полыхал огонь, будто в душе в этот момент тоже бушевало пламя, и этот свет, струящийся из глаз юной танцовщицы, поднимал само ее исполнение фламенко на новый, более высокий уровень.

Вечерами, когда белые столпы дыма поднимались над трубами домашних очагов, горы и пещеры Сакромонте оживали: призывные звуки гитар, глубокие, хватающие за сердце голоса cantaors – певцов-мужчин, стук кастаньет, топот ног танцоров. И не важно, что цыгане, заселявшие пещеры Сакромонте, были бедны и вечно голодны, но все они знали, что дух фламенко способен поднять и их собственный дух.

А уж Лусия, можно сказать, олицетворяла собой этот дух фламенко, как, пожалуй, никто иной. Когда она танцевала вместе с остальными односельчанами на фиестах, которые, как правило, устраивались в одной из больших пещер, принадлежащих всей коммуне, другие танцоры замирали на месте в немом восхищении. Что за чертенок сидит в этой девочке? Ибо как иначе объяснить ту силу, которую источал ее танец? Она словно изливала всю свою душу, танцуя перед собравшимися и тем самым гипнотизируя своих зрителей, потому что ее танец вмещал в себя все человеческие эмоции.

– Нет, она еще слишком мала, чтобы понимать, что у нее талант, – обронил как-то вечером Хозе, после того, как Лусия закончила танцевать перед толпой цыган, собравшихся у входа в их пещеру, буквально завороженных движениями ее легких ножек и искрами, сыплющимися из глаз этой еще совсем маленькой девочки. Но ребенок, судя по всему, прекрасно понимал, что у нее талант. – Наверное, именно поэтому ее исполнение отличается своей особой неповторимостью. Ведь она ни на кого не похожа, – заключил отец.