На кресах всходних - Михаил Попов

На поминках Ромуальд Северинович, после многих рюмок, вдруг снял с себя обет молчания и поинтересовался: чем это ты, паря Витольд, так не угодил пану Суханеку, что отправил тебя от себя, да еще с таким подарком? Впрочем, про Гражину Ромуальд Северинович скорее промолчал, чем высказался, но Витольд и без прямых слов понимал, как у них тут относятся к его сильно польской супруге. Отцу он ответил фразой загадочной, смысл ее был таков: почему же не угодил — может быть, даже слишком, через верх угодил.

Ромуальд Северинович недовольно кивнул. Это был не ответ, сын сказал ровно столько, чтобы нельзя было обидеться, будто он отказывается разговаривать с отцом. Да, к тому же ведь надо было помнить, что альянс Суханеков и Порхневичей изначально задумывался для совместного управления Дворцом, так что сын мог всегда повернуть так, что его возвращение произошло во исполнение этого плана. Пока Ромуальд Северинович взвешивал — имеет ли смысл настаивать на более откровенном разговоре, Витольд сам спросил:

— А он давно здесь?

Ромуальд Северинович усмехнулся. Витольд делает вид, будто только вчерась заметил, что Сахонь проживает на прежнем месте в Порхневичах, да еще и с красавицей женой.

— Да что он тебе, — усмехнулся отец. Он как бы брал слегка под крыло его вечного соперника, мстя сыну за его нежелание откровенно поговорить с отцом.

Сахонь, по его собственным, наверняка преувеличенным и перевранным рассказам, сначала батрачил где-то под Черниговом, там и отхватил жену — дочку весьма значительного сельского собственника с удивительной фамилией Проспалсмерть. Получалась какая-то невыносимая пародия на историю Витольда, только с выгодным отличием в пользу негодника Сахоня, ведь супруга его, Оксана Лавриновна, — все почему-то звали ее по имени-отчеству на деревне — была девка весьма значительной привлекательности и характером здравая и ясная. Конечно, сам Сахонь был парень хоть куда, но и для него Оксана Лавриновна казалась слишком крупным подарком.

Даром что хохлушка, она сумела быстро и ровно сойтись с женским племенем Порхневичей, а это была немалая и темноватая сила, как станет известно немного позднее. Завела хохляцкие житейские порядки в темноватом и простоватом дому Сахоней — всякие там рушнички и замечательные вещи по кулинарной части — и мигом родила Антону сына, названного Мироном.

Витольд увидел Оксану Лавриновну у колодца, ибо там виделись все. Колодец — прямо напротив ворот главной ставки пана Порхневича — был вырыт еще дедом Ромуальда Севериновича и представлял собой значительное сооружение: квадратный сруб из растрескавшихся мощных бревен, длинный клюв со звонким ведром на конце. Здесь брали не только воду, но и сведения о текущей вокруг жизни. Даже от ближних домов бабы уходили к колодцу на битый час и с удовольствием проводили там время. Было по длинной деревне в разных местах вырыто в земле еще несколько дыр, но оттуда просто черпали воду для нужд хозяйства. Верхняя часть Порхневичей, что у «учительского дома», бегала на речку, если нужно было напоить скотину или огород. Журавль был для времяпрепровождения. Так вот там Витольд и увидал среди прочих теток эту яркую птицу в расшитом платке и аккуратных сапожках, так непохожих на обычные бабьи боты, что носили местные женщины.

Он ни у кого ничего не спросил, ему без спросу объяснили, кто она такая, эта жар-птица среди привычных куриц.

Сахонь, осмотревшись, постепенно возвращался к роли первого парня на деревне. Имея все основания остепениться, жил как будто каждый день бросал вызов обществу: вот вы тут такие забитые, а у меня жена смотрите какая прыгажуня. Если по первой молодости демонстрация повседневной лихости еще может быть понятна и даже вызывать снисходительное отношение, то в уже семейном, пусть и молодом, мужике оценивается как дурь.

До появления Витольда, его природного соперника, это шастанье по деревне с вечной претензией на что-то никого особо не цепляло, хотя иной раз Сахонь и Тарасу, и Донату мог бросить ехидное замечание, не говоря уж о прочих мужиках. Одногодки — Гордиевский и Саванец, и Цыдик, и Данильчик с Михальчиком получали время от времени от него словесную занозу. Не такую глубокую, чтобы хватать за грудки или бежать за топором, но все же реально колючую. Вслед Сахоню, гоголем иной раз проплывавшему по деревне, летел раздраженный говор. Правда, среди зеленой молодежи Антон Сахонь был популярен. Любили подростки поржать над тем, как дядька Антон высмеивает некоторые деревенские персонажи, и чаще всего по заслугам.

Прочную дружбу он свел только с дедом Сашкой. Они частенько заседали в его хате, благо некому было их шугануть. Выпивали, конечно, но назвать их пьяной компанией было бы слишком просто: было что-то кроме самогона, что сплачивало их. Это был странный союз, вдовец и молодожен, и решено было на деревне, что сошлись они просто на почве неутомимого ехидства по отношению к жизни. Раз уж такие характеры, что делать.

Оксана Лавриновна, когда ей у колодца осторожно пеняли на поведение мужа, никогда его не кляла, что было заведено среди баб в Порхневичах, загадочно, улыбчиво отмалчивалась, что заставляло делать вывод: любовь зла. Тем более что Сахонь пил ловко — и пьян бывал, и дураком не оказывался, все у него перерабатывалось в чистый кураж. Постепенно к такому раскладу на деревне все притерпелись, тем более что «самого» Антон задевать не пытался и даже за глаза в его адрес иронии не разводил. Да и со временем стал больше времени проводить в лесу, деля его с Волчуновичами, работая то ли на подхвате у того, то ли в доле — в общем, не в полном подчинении, но в конкуренты не норовя выйти.

Бор, от которого Порхневичи отделялись только полукругом картофельных полей, вырос до небес на том месте, где потопталась в незапамятные времена мифологических размеров птица; она оставила после себя следы в виде лабиринта неглубоких длинных ямин, заросших соснами и орешником, очень удобных, например, для укромного самогоноварения. Волчунович со всем семейством практически переселился в эти заросшие рытвины, освоил две или три таких, накопал там нор для складирования бурака и устройства кирпичных печей, на которых стояли черные котлы. Производство то расширялось, то скукоживалось, сообразуясь с запросом, шедшим из окружающего мира, но самогонный огонек тлел там почти всегда. Еще дед Антона был работником у деда Волчуновича, и все они ходили под Северином Порхневичем, дозволявшим эту скрытную промышленность и торговлю ею по всей округе. Конечно, за известную долю.

За огородом и свиньями ходила Оксана Лавриновна, что ни в малейшей степени не отражалось на ее живом, привлекательном облике.

И вот однажды вырвавшийся из проспиртованного леса Сахонь узнал о возвращении на жительство в деревню Витольда. Первую неделю все шло вроде как по-прежнему, а потом вдруг вожжа зашла под хвост сахоньему характеру. На лесных работах стал он появляться реже и даже у взрослого друга Сашки подолгу не засиживался, его тянуло в публичное место, где чесание языка могло бы дать наибольший эффект. И конечно же предметом внимания стала якобы престижная женитьба прежнего соперника.

Уже улеглись сплетни в округе, все стали привыкать к новому раскладу жизни, а Сахонь суесловил все едче и неотступнее. Да обманули деревенщину и подсунули дурную бабу вместе с двумя кислыми перинами — вот и весь польский успех Витольда.