Археологические прогулки по Риму - Гастон Буасье

проникло доверие. Это доказывает следующая надпись, начертанная той же рукой со стороны выхода: «Софрония, моя милая Софрония, ты будешь жить всегда, да, ты будешь жить в Боге: Sofronia dulcis, semper vives Deo; Sofronia, vives!»

Граффити из катакомб Св. Калликста

Не из простого любопытства Росси так тщательно собирает памятные надписи и изображения из эпохи Константина и Феодосия, сохранившиеся в катакомбах; они имеют для него другую важность; они открывают ему дорогу к другим историческим захоронениям. Так как именно для них после триумфа признания церкви построили широкие лестницы и выкопали большие луцернарии, он узнает, встречая их, что недалеко какой-нибудь знаменитый склеп. Чтобы найти его, исследователю нужно только идти по следам пилигримов, о которых я только что говорил. Их надписи указывают правильное направление, исследователь, так сказать, идет вместе с ними, и, по мере того как горячей становятся их молитвы, он догадывается, что приближается к цели. Оказавшись в пещере, множество подробностей, которые он внимательно рассматривает, сличая их со сведениями, сохранившихся от древних историков, немедленно открывают ему, кто именно этот мученик или исповедник, к чьей гробнице приходили, чтобы достойно почтить ее, и к чьей помощи прибегали. Если только это какой-нибудь известный святой, только в редких случаях, ученый не найдет каких-нибудь остатков надписи папы Дамасия. Он был большой почитатель, или, скорее, большой поклонник катакомб; папа положил свою жизнь на их поправку и украшение. Сочинил даже несколько маленьких стихотворений, которые должны были быть помещены над могилами святых и напоминать верным об их великой истории. Чтобы вырезать их на мраморе, один знаменитый каллиграф, Фурий Филокал, сам называющий себя почитателем и другом папы Дамасия (Damasi рарае cultor atque amator), придумал род особой азбуки, буквы которой на концах имели особого рода украшения, по чему их очень легко было узнавать. Так как буквы эти употреблялись только для стихов папы-поэта, можно быть уверенным, что если только видишь одну из таких букв на мраморном обломке, то это отрывок надписи Дамасия, и что, следовательно, находишься поблизости от могилы известного лица.

Вот каким способом Росси удается почти безошибочно угадывать направление в этом лабиринте и каким образом он в течение такого небольшого количества лет открыл в нем столько знаменитых могил. Тем не менее ему не хватало еще одной гробницы, как раз той, которую ему всего важнее было открыть. Мысли, изложенные им относительно местоположения кладбища Калликста, имели один недостаток – они были слишком новы; эта вина очень многими не прощается; особенно в среде духовенства, и, конечно, в стране, где незыблемость была одновременно физической потребностью и религиозным догматом, малейшее изменение в принятых мнениях являлось преступлением. Чтобы заставить простить себе эти новшества, раскрыть глаза самым маловерным и с торжеством доказать, что перед ними было действительно кладбище Калликста, необходимо было найти место погребения пап III века.

Крипта пап в катакомбах Св. Калликста. Реконструкция XIX в.

Вопрос, который Росси хотел разрешить, является крайне запутанным. По какой причине был перенесен на кладбище Калликста этот папский склеп, упорно им разыскиваемый? Почему римские епископы пожелали покоиться не рядом с св. Петром в славной пещере Ватикана, а в другом месте? Никто не мог найти причину этого. Но это не был единственный повод к неуверенности и сомнению, представлявшийся в предпринятом Росси исследовании. С самого начала своих изысканий он увидал, что кладбище Калликста было древнее, чем это можно было думать, судя по имени, под которым оно было известно. Характер живописи в комнатах и галереях, которые были выкопаны первыми, способ расположения в них могил, язык надписей, там находящихся, – все тут говорит о второй половине второго века. Еще более убедительным аргументом является то, что кирпичи, употребленные на постройку и по римскому обычаю носящие знак поставившего их мастера, были все сделаны в царствование Марка Аврелия. Следовательно, эти работы были произведены раньше времен Зефирина[70] и Калликста, живших в царствование Севера. Некоторые указания, казалось, подтвердили Росси, что этот первый гипогей действительно принадлежит к II веку и что он был дарован церкви одним членом знаменитой семьи Цецилиев. Почему же не сохранилось за ним его первого имени, и откуда взялось имя Калликста?

Вот об этом-то и начинаем мы узнавать или догадываться, с тех пор как открыта и напечатана интересная полемическая книга, написанная в III веке неизвестным богословом и называемая «Philosophumena». Это произведение, вплоть до наших дней остававшееся скрытым в библиотеке одного из греческих монастырей, возбудило своим появлением крайнее удивление и большой соблазн. Несомненно, что оно чрезвычайно подрывало общепринятые взгляды. В книге этой сообщались странные и неожиданные вещи о жизни этого самого Калликста, которого верные сделали папой, а Церковь позднее признала святым. Если верить неизвестному автору «Philosophumena», этот папа и святой был не кто иной, как прежний раб, открывший банк при помощи денег своего господина Карпофора, и которому слишком доверчивые христиане поручили хранить церковные деньги. Ему не удались рискованные операции, и он растратил доверенные деньги. Чтобы избавить себя от представления отчета и вновь одним блестящим ударом завоевать себе популярность, пошатнувшуюся вследствие его финансовых крахов, он надумал пойти в еврейскую синагогу, поднять там шум и нарушить порядок богослужения. Изгнанный в Сардинию за такое проявление нетерпимости, затем вновь призванный в Италию благодаря влиянию Марции, любовницы Коммода, покровительствовавшего христианам, он делался, неизвестно каким образом, фаворитом и преемником папы Зефирина. Удача не изменила его характера. Он был раньше неверным рабом и банкиром-обманщиком; став римским первосвященником, он сделался еретиком, распутником, приверженцем симонии «и показывал пример прелюбодеяния и злодейств». Несомненно, это не нравоучительная история для папы и святого; к счастью, она совершенно невероятна. Росси нетрудно доказать, что резкость обличения уменьшает его достоверность, и заключающиеся в нем обвинения очень неправдоподобны. Автор сам озаботился поведать нам, что обвинения – не что иное, как единичный протест, когда говорит нам, что Калликст соблазнил всех, и только автор книги один смог противостоять ему. Тем не менее несомненно, что так как он писал для современников, то, если он и исказил факты, он не выдумал их. Росси думает, что суть рассказа должна быть верной и что, например, следует верить тому, что он говорит нам о происхождении Калликста и его первой профессии. Итак, это был прежний раб, долго державший банк на Форуме. Не является ли многозначительным факт, что уже в то время, когда едва прошло два века