Ловушка для декана - Лючия фон Беренготт

– Все в порядке, Саш, я разберусь… – прервала я ее неуверенное мычание уже на выходе, пряча бесстыжий чепчик и элегантный веничек-пылесборник в сумку поглубже.

Конечно же, пока суть да дело, накинула на себя сверху куртку и застегнулась, чтобы перед сокурсниками не позориться. Хватит мне позора и так, как оно есть.

Донской ждал меня в машине у самого подъезда – уже, видимо, забыл, что я должна ездить сама и на такси.

– Давай, садись быстрее.

Как всегда неотразимый в своем кашемировом пальто, он вышел из машины и открыл для меня дверь, приглашая на переднее сиденье.

Мои брови слегка приподнялись, но я решила промолчать. Хоть язвительное «а что это вы такой галантный с горничной» так и крутилось у меня на языке.

– К чему такая спешка? – усаживаясь, я не преминула задрать край куртки, чтобы он воочию увидел, какая я вся из себя послушная и исполнительная. В точности как вы хотели – не так ли, профессор?

Однако, выруливая со стоянки общежития, Матвей все еще не смотрел на меня, пригибаясь и внимательно следя, чтобы перед машиной не перебежал дорогу какой-нибудь студент-торопыга. Все так же не глядя, ответил.

– К слухам об изнасиловании и беременности добавилась какая-то уж совершеннейшая чушь – что, мол, ты подрабатывала эскортом в свободное от учебы время, а я вроде как тебя снял. И выставляю невестой перед западными коллегами и инвесторами... Так что придется нам еще один вечерок провести на людях.

У меня в висках застучало и отчетливо начал дергаться глаз.

– То есть… ты хочешь сказать, мы сейчас не к тебе домой едем?

– Нет, не ко мне. Я пытался дозвониться, но ты ведь была «занята учебой», – он язвительно повысил голос, изображая мой. – В общем, сначала мы поедем на одну благотворительную выставку, где заведует моя старая знакомая – богемная художница и просто идеальная сплетница, которая, к тому же, мне должна. Аля отлично разбирается в людях и уж точно сможет разнести слухи о том, что ты простая и милая девушка, а никакая не проститутка. А уже после поедем ко мне.

Прежде чем я решилась хоть что-либо сказать по поводу моего внешнего вида, прошло довольно много времени и отъехали мы уже далеко.

Поначалу я просто молчала из-за ступора, а позже поняла, какой идиоткой буду выглядеть, когда признаюсь, что напялила всю эту мишуру, хоть никто меня об этом и не просил.

Но тогда зачем он прислал мне этот долбанный костюм?!

Черт! Вот ведь ни дня без попадоса!

Я молча кусала губы, пытаясь придумать хоть какой-нибудь выход из ситуации, но так ничего в голову и не пришло.

Матвей же все это время рассказывал о каких-то картинах, о каких-то современных художниках и течениях, выставках в Парижах и Лондонах и, похоже, пытался ввести меня немного в курс дела, чтобы дурой себя не чувствовала, общаясь с представителями богемы.

И в другое время я бы это обязательно оценила и, быть, может даже расчувствовалась. Ведь явно было заметно, что декан пытается загладить то неприятное впечатление, которое он произвел на меня сегодня утром. Даже пару раз назвал меня по имени, отчего у меня внутри все потеплело… и заставило чувствовать себя еще большей идиоткой.

Наконец, я решила хлестануть его правдой в лицо.

– Матвей… – начала немного издалека. – Эмм… Помнишь, ты говорил про костюм горничной, в котором хотел бы меня видеть…

Он хмыкнул.

– Не волнуйся. Я решил пожалеть тебя и передумал. Точнее, заказ-то я успел сделать, но вовремя отменил – как раз перед самой отправкой.

Ах вот оно что…

– А в чем дело? – он искоса глянул на меня, но снова ничего не заметил необычного – как раз проезжали по отрезку между двумя уличными фонарями и в машине было совсем темно.

– Дело в том… что заказ твой… так и не отменили, – я выдохнула и жестом извращенца-эксгибициониста распахнула куртку.

Хорошо, что перед нами не было никакой машины, иначе бы мы точно влепились кому-нибудь в зад.  Матвей вдарил по тормозам, заставляя ремни натянуться, выругался, поставил машину на режим парковки и откинул полу моей куртки еще шире.

– Что это? – голос его внезапно осип, будто он подхватил простуду от приоткрытого окна машины.

– Костюм, который ты отменил. Точнее, думал, что отменил.

Он проглотил слюну, не отрывая взгляда от моих ног в грубых, сетчатых чулках.

– Таак… И почему ты… решила это надеть?

Я отвернулась, обуреваемая целым фонтаном эмоций – от злости до стыда и жгучей жалости к себе несчастной.

– Ты же хотел шлюху. Вот и получай.

– А позвонить мне и уточнить… не пришло в голову?

– Не пришло! – я сердито запахнула куртку.

Он шумно выдохнул и опустил окно пониже, будто ему жарко стало.

– Что теперь делать будем? Мы почти приехали.

Я долго сомневалась, говорить ли ему, что выход у нас, собственно, есть. Наконец, отчаянно краснея, выдала.

– У меня есть… сменная одежда. Но очень простая.

Ага, навроде пижамы.

Я не собиралась заводить об этом речь, пока не дойдет до дела, но… надеясь, что ночую я все же все же не дома, я положила в рюкзак спортивные штаны и футболку. В дополнение к сменным трусикам, зубной щетке, жидкости для смывания косметики и ночному крему «Клиник».

Как чувствовала, что надо бы еще и джинсы захватить, но из-за них сумка стала бы слишком громоздкой, и я решила обойтись трениками.

Вот теперь он точно надо мной посмеется – ясно же, на что я рассчитывала.

Однако, похоже, декану было не до этого.

– Я не про твою одежду, Максимова. Понятно, что в таком виде ты в любом случае никуда не пойдешь. Я про вот это…

Я повернула голову – посмотреть на его лицо, но взгляд сам по себе съехал вниз, где брюки уже оттопыривал довольно солидный холм. Теперь уже я проглотила слюну.

– А пересидеть, поговорить о чем-нибудь – не вариант?

Вместо ответа он включил зажигание, тронулся с места и заехал на узкую боковую улицу – свернув прямо через тротуар. После чего загнал машину в какой-то тупик напротив глухой, бетонной стены офисного здания, потушил фары и совершенно бесцеремонно предложил.

– Хочешь сначала переодеться и сделать мне минет или… сначала минет, а уже потом переодеться? Я лично за второе. Никогда в таком виде не отсасывали.

Уже в процессе его речи стало заметно, что бугор на штанах значительно подрос. Будто бы он уже рисовал себе в мозгу соответствующие картины, от которых возбуждался все сильнее и сильнее. И самое ужасное, что я тоже рисовала себе эти сцены и тоже, мать его, возбуждалась!