Отель «Петровский» - Альбина Нури

А после муж, конечно же, вызвал Антона и управляющего, а те подняли на ноги других слуг. Должна начаться беготня, суета, разговоры, вопросы, как это всегда бывает при сборах.

Однако ничего этого не было. Николай не вернулся узнать, как дела, готова ли Наталья. Не слышались голоса Антона или Петра Савельевича, отдающего распоряжения. Никто не заглядывал к Наталье, не спрашивал, не торопил.

Наталья повернулась к Татьяне, которая деловито паковала какие-то картонки, и сказала:

– Что-то тихо очень. Как будто в доме нет никого.

Татьяна распрямила спину, прислушалась.

– И то верно. – Она растерянно посмотрела на хозяйку. – Правда ваша.

Наталья, не говоря больше ни слова, поспешила к двери, выглянула в коридор.

Комната мужа была рядом, и Наталья пошла туда. Коротко стукнула в дверь; не дожидаясь ответа, открыла ее.

– Николай! Николай Федорович! – громко позвала молодая женщина, но не получила ответа.

Наталья оказалась права: все вещи находились на своих местах, никто не упаковывал их, камердинера Антона в комнате не было.

«Что-то нехорошее произошло», – отстраненно, будто это относилось не к ней и любимому мужу, а к посторонним людям, подумала Наталья.

Быстрым шагом выйдя из комнаты, она отправилась к Дмитрию, даже не предполагая, что ему скажет, не раздумывая, как он воспримет ее визит, и вообще удобно ли это.

Татьяна стояла в дверях и хотела спросить о чем-то, но Наталья нетерпеливо махнула рукой: потом, все потом. Комнаты Дмитрия находились на том же этаже, что и ее, и Николая Федоровича, но в другом крыле. Пройти нужно было немного, но Наталье казалось, что она движется слишком долго и медленно, теряя драгоценное время.

– Наталья Андреевна!

Она обернулась и увидела Петра Савельевича.

– Прошу прощения… – начал он, но ей некогда было выслушивать вежливые фразы.

– Николай Федорович говорил вам, что мы уезжаем? Велел собираться?

По изумлению, отразившемуся на узком длинном лице, она поняла, что ответ будет отрицательный.

Может быть, Коля все еще у Дмитрия, и они просто беседуют, а она напрасно волнуется?

Но сердце кричало: нет!

Больше не обращая внимания на управляющего, Наталья продолжила путь и по звукам шагов за спиной поняла, что Петр Савельевич идет за нею. Он был человеком основательным, уверенным в себе, хотя и замкнутым, что усилилось после исчезновения дочери, и Наталья подумала, что с ним безопаснее. Какая именно опасность может ее подстерегать, не задумывалась, но слегка замедлила шаг, чтобы управляющий догнал ее.

Дверь в комнаты Дмитрия была приоткрыта – совсем узкая щелочка, как будто ее хотели закрыть, но случайно не довели начатое до конца. Наталья подошла к ней и остановилась в нерешительности, снова засомневавшись: вдруг отец и сын попросту беседуют, а она возьмет и прервет их разговор?

Петр Савельевич подошел и остановился в двух шагах от Натальи. Она молча посмотрела на него, и он ответил понимающим взглядом.

– Николай Федорович собирался сюда. Возможно, он там, и они сейчас заняты разговором.

– Голосов не слышно, – негромко заметил Петр Савельевич.

Это была правда. За полуоткрытой дверью было тихо.

– Осмелюсь предположить, что Дмитрий Николаевич отдыхали: я несколько раз проходил здесь по служебной надобности, ни малейшего звука не услышал.

«Куда же в таком случае подевался Коля?» – спросила себя Наталья, а вслух проговорила:

– Думаю, Дмитрий Николаевич не станет сердиться, если я спрошу его, не заходил ли его отец.

Она подняла руку и постучала. Не услышав ответа, постучала еще раз, окликнув пасынка по имени. Снова никто не отозвался, и тогда Наталья, не в силах больше выносить неопределенности, взялась за ручку двери, собираясь открыть.

– Осторожно! – сказал управляющий, и этот возглас настолько отличался от его обычной немного чопорной манеры держаться, что она слегка опешила.

«Этот дом всех нас сводит с ума», – подумала Наталья, ступая в комнату.

Внутри ярко горел свет (чему несказанно удивился бы, если бы еще мог удивляться, несчастный Дмитрий Николаевич), и, не сделав и пары шагов, Наталья сразу увидела хозяина комнаты. Тело его лежало на полу, как небрежно брошенная в угол тряпичная кукла. Было оно странно плоским, как будто раздробленным, а лицо…

Наталья завопила, пряча лицо в ладонях, шарахнулась назад, к Петру Савельевичу. Тот инстинктивно обнял хозяйку, точно маленького ребёнка, прижимая к себе ее голову, чтобы она больше не смотрела в ту сторону.

– Господи помилуй, – только и сумел выговорить он, глядя на обезображенное жуткой гримасой лицо. Глаза покойника были выпучены, раскрытый рот словно бы съехал набок, отчего бледное лицо выглядело искаженным, почти нечеловеческим.

– Нам нужно…

Договорить Петр Савельевич не успел. За спиной его раздался щелчок, и перепуганные мужчина и женщина увидели, как ключ прямо на их глазах повернулся в замке, отрезая их от всего мира.

Почему-то никому не пришло в голову, что их мог запереть кто-то из людей. Нет, оба ясно осознали, что оказались в ловушке по воле злобной силы, обитающей в черном доме.

– Господи помилуй нас, – снова выдохнул управляющий, и ответом ему был высокий злой смех, донесшийся из спальни:

– Нет тут никакого бога, старый дурак!

Наталья и Петр Савельевич смотрели друг на друга. Оба немедленно поняли, чей это голос: он – потому что узнал бы его из миллиона, она – просто догадавшись.

– Маша! – управляющий рванулся в комнату.

Наталья попыталась остановить его, ухватить за руку, но не успела. Кинулась за ним следом, и на пороге спальни Дмитрия они оказались почти одновременно, да так и замерли.

Прямо перед ними стояла Маша. Рядом с нею – Николай Федорович.

При виде застывших фигур и желтоватых бескровных лиц Наталью охватил ужас, сильнее которого ей испытывать не доводилось, а ведь она за последнее время навидалась в Петровском доме всякого.

В том, что человек, который с холодной злобой глядел сейчас на нее, – больше не ее муж, она не сомневалась. Никогда прежде он не смотрел так на Наталью, никогда глаза его не были такими непроницаемыми, похожими на оловянные монетки. Черная борода казалась приклеенной к восковому лицу.

Петр Савельевич, по всей видимости, отказывался поверить в очевидное: он слишком долго пытался отыскать свою дочь и не мог отказаться от мысли, что перед ним – лишь принявшее ее обличье существо.

– Машенька, милая, – пролепетал он тонким, ломким голосом. – Где же ты пряталась? Матушка твоя вся извелась.

Существо обнажило зубы в усмешке и передразнило дребезжащим голосом: