Манадзуру - Хироми Каваками

Все вокруг каким-то загадочным образом в один миг обветшало и пришло в упадок: сооружения рыбного рынка, закусочные и питейные, приютившиеся поблизости, каменоломня, построенная у подножья горы. Сквозь бегущие во все стороны трещины в асфальте проросли тонкие стебельки травы.

Над скамейкой на остановке клубился в воздухе рой комаров. Невзирая на зимний холод, бесчисленные насекомые кружились в бешеном темпе.

— Возвращайся! — послышался голос женщины, но самой её не было видно.

Автобус через десять минут. Вдруг мне стало страшно оторваться от лавки, съежившись, я продолжала сидеть. Мысли о Рэе, словно назойливый шум в ушах, преследовали меня. Я любила его. Хотя я не могла понять до конца, что значит слово «любить». Наверное, чувство, которое будили в моей душе мысли о Рэе, можно было назвать любовью. Эта самая любовь — довольно бесполезное явление, особенно в этом мире. Несмотря на это, я любила его, вот и сейчас я думала об этом.

Я продолжала его любить после того, как он оставил меня одну. Я не смогла перестать любить его. Любить то, чего уже нет, трудно. Люблю… это чувство сосредоточилось на самом себе. Чувства имеют изнанку, как имеет изнанку вывернутый мешок.

Можно ли, вывернув любовь наизнанку, превратить её в противоположное чувство? Я думаю, нельзя.

Что есть противоположность любви? Ненависть? Или ненависть и любовь это одно и то же? Ненависть, любовь… ничто из этого не приобрело в моей душе ясные формы. Эти чувства превратились во мне в зыбкие, мутные, не имеющие границ субстанции.

Автобус через десять минут. Холодно. Коршун кружит и кружит над одним и тем же местом.

Рядом с Рэем, с Момо на руках я шла по весеннему полю, расцвеченному желтыми цветами форзиция и белыми цветами липы.

— Там качели! — заметил Рэй.

Передав ему на руки Момо, я побежала к качелям. Высоко раскачавшись, я взглянула вниз на Рэя и Момо. Каждый раз, когда качели делали дугу вперед-назад, Момо заливалась радостным смехом.

Я расслабилась и подчинилась летящему ритму, и тут же движение качелей потеряло высоту и скорость. Я думала, что вот-вот они остановятся совсем, но продолжала слабо качаться.

Рей спустил Момо на землю и подошёл ко мне сзади. Подтолкнул в спину. Качели снова высоко взлетели. Момо попыталась подняться на ноги. Самостоятельно она ходить еще не умела. Изо всех сил напряглась и на секунду встала. Но тут же плюхнулась назад. И сидя, раскинув ножки, Момо радостно смеялась и хлопала в ладоши.

Рэй стоял позади и каждый раз, когда качели подлетали к нему, их подталкивал.

— Хватит! — взмолилась я. Но Рей только рассмеялся. Его смех был чистым, полным силы.

Если зажмурить глаза, полет чувствуется еще сильнее. Словно я не раскачиваюсь взад — вперед на высоту двух метров, а взмываю в небо и потом падаю обратно на землю.

Если сейчас отпустить цепи, то куда меня выбросит? — возник вопрос в темноте зажмуренных глаз в самой глубине моего сознания.

Каждый раз, когда ладони Рея касались моей спины, я чувствовала, что на землю возвращается только моё тело, а что-то иное, не тело и даже не душа, что-то неясное, не имеющее очертаний, так и остается парить в небе.

Открыв глаза, я увидела всё тот же луг, Рэя и Момо, которые так же смотрели на меня. Резко упершись ногами в землю, я остановила качели. Момо опять захлопала в ладоши. Рэй подхватил меня на руки, Момо пришла в еще больший восторг.

Тот же самый луг, осень.

На краю луга расположилась посадочная станция небольшой канатной дороги.

Медленно, словно жуки-носороги, по стальному тросу вдоль гор ползли угловатые кабины фуникулёров.

— Давай прокатимся, — предложил Рэй. Мне не хотелось, но все же поехали. По дороге была остановка, все остальные пассажиры, кроме нас с Рэем, вышли. Мы остались вдвоем в автоматически управляемой кабине, только голос, звучащий из микрофона, нарушал тишину.

На следующей станции фуникулёр остановился. Голосовое сопровождение резко оборвалось, судя по всему, возникла какая-то поломка, но Рэй продолжал спокойно любоваться пейзажем из окна.

— Давай выйдем и опустим кабину, — внезапно предложил Рэй.

— Не получится, — начала твердить я, а про себя подумала, что все происходящее вокруг похоже на сон. Но если это действительно сон, то можно и в самом деле опустить кабину.

Мы вышли на платформу, обдуваемую со всех сторон ветрами, и нажали на кнопку экстренной посадки. Кабинка начала медленно опускаться вниз. Ударившись дном о покатую поверхность склона, он со скрипом грузно осел.

— Рэй, мне страшно. Почему мы с тобой оказались здесь? — спросила я.

— Такое бывает, если просто живёшь, — ответил Рэй.

Порывы ветра почти сбивали с ног. Хоть это и сон, я ощущала всем телом эти холодные удары.

Далеко внизу виднелся осенний луг. Я обняла Рэя. Вчера, когда я вешала на плечики пиджак только что вернувшегося с работы мужа, мне странным образом привиделся стальной блеск изуродованной груды металла и разбросанных повсюду болтов от этого самого развалившегося фуникулёра.

— Когда живешь, такое, наверное, иногда происходит.

— Это, точно. Даже лучше сказать, часто происходит, — отозвался на мои слова Рэй. Осенний ветер трепал наши волосы. Обдумывая планы на вечер, я с нетерпением ждала, когда к нам поднимется следующая кабинка.

Тот же луг, но вокруг уже не весна и не осень, а закат лета.

Я упрекала его. За ту женщину. Женщину с родинкой на шее.

Рэй молчал. Даже не пытался сказать что-нибудь в свое оправдание. Мне стало не по себе, я внимательно вгляделась в его лицо, но оно потеряло всякое выражение.

Рядом со мной было только тело Рэя — сосуд, в самой глубине которого был спрятан мой, настоящий Рэй.

Я ударила его по щеке. Рэй побледнел, но не промолвил ни слова.

— Она не виновата, — немного погодя, проронил он.

— Ты меня больше не любишь? — спросила я.

— Любить, — задумчиво прошептал он, — мне не знакомо это слово.

Я вздрогнула.

В один момент все то, что говорил мне Рэй раньше, перевернулось и обрело совсем другой смысл.

Я стала цепляться за Рэя в попытке обнять.

Он не оттолкнул меня, только едва уловимо отшатнулся.

Я думала, что наша семья, мы трое: я, Рэй и Момо — стали одним целым, что границы между нашими телами стерлись, что мы проникли и растворились друг в друге.

На лугу на закате лета тело Рэя вытолкнуло меня из себя. Даже почувствовав это, я продолжала цепляться за него. Приблизив губы к самому уху, я шептала: «Не уходи». Он легко обнял меня. Его тело приблизилось ко мне, но мне показалось, что оно стало еще дальше. Он обнимал меня, но в его объятиях я вдруг почувствовала невыразимое одиночество.