Звезды без пощады - Эрли Моури

влечение к самым потешным проявлениям порядка: то пещерный сортир «Туалетом М-Ж» нарекли, теперь вот нарожали улиц с пролетарскими названиями. А может дело вовсе не в порядке, а в рано очнувшейся ностальгии. Где ж, как ни в межзвездном вертепе вспоминать родной дом?

Людей по Ленина прогуливалось побольше. В основном небритые мужики, юноши стайками в едко-синем полумраке кафравских светильников как тощие тени. Женщин почти не встречалось. Между коричневых ноздреватых стен, верх которых образовывал ломаную линию, отчего-то делавшую эти стены похожими на развалины бастиона, сидели трое. Крайний, недобро зыркая по сторонам, поглаживал двустволку. Как ружье пронесли? Или разговоры о запрете на внос оружия оказались выгодной некоторым уткой? Над этими вопросами Сергей заморочиться не успел: за развалинами и показался Серебряный столб — этакая пика, торчавшая до наплывов свода, похожего издали на грозовое небо. Минут за пять мичман добрался до места в довольно приличном радиусе свободном от корявых простенков, напольных выростов, прочих экзопещерных образований — чем не площадь темного уродливого городка, где скорее ожидаешь увидеть не людей, а сгорбленных рудами гномов. Переселенцев здесь набралось сотни три. Горстка на возвышении, что под столбом, действительно поблескивавшим металлическими вкраплениями, другие полукругом, кучками, группками с ропотом и негромкими разговорами. Со смежных проходов подтягивались людишки еще. Ближе к столбу Лугин и разглядел строение будто человеческих рук: стену высотой, где в метр, где в полтора-два зеленовато-бурых, коричневых с синевой блоков. Откуда такой строительный материал, Сергей понял не сразу, пока не наткнулся взглядом на обширную выработку в полу и ковырявшихся там тружеников. Все оказалось просто: вырезали они блоки из вполне податливого и толстого покрытия. Интересно, обрадуются ли кафравцы издевательству над звездолетом или им по барабану если даже старательные земляне прорубят окно в открытый космос?

— Кем будешь? — Лугина кто-то недобро толкнул в спину.

— Да так, Гудвес звал, — мичман коротко оглядел здоровяка в тертой фуфайке.

— Звал, так туда ступай, — незнакомец крутанул подбородком к собравшимися у центра площади.

Чего задаром с мудачьем спорить? Сергей двинул дальше, протиснулся между парней в камуфляже до мусорной кучки: полиэтиленовых пакетов, битых бутылок, вспоротых жестянок из-под тушенки. Здесь припахивало отбросами и паленой резиной. Понизу гулял холодный ветерок, теребя клочья бумаги. Откуда он взялся в чреве звездолета? Выход вентиляционной системы? Незаконченное строение отсюда просматривалось лучше. Наверное, оно должно стать зданием гребаной администрации. И возвышение под столбом просматривалось. Там мичман и увидел Гудвеса, все в той же кожанке на бежевый свитер. Правее низкий, размашистый в плечах мужик с грубым как камень лицом, еще какая-то братва: трое с калашами, один с СВДшкой, обвешанный гранатами точно новогодняя елка игрушками. Вот вам и оружие нельзя!

Сделав пару шагов еще, мичман разглядел двоих, понуро стоявших перед администрацией на коленях, и теперь смог услышать негромкую прохладную речь Гудвеса:

— …а если гнидничать, то и нехрен жить рядом с нами. Крысюков мы не потерпим, ни здесь, ни в нашем будущем мире. Кто еще скажет, что я жесток? — он медленно прошелся взглядом по толпе.

— По чем разборки? А? — спросил Лугин переминавшегося с ноги на ногу соседа.

— Да не по чем. Эти сучата бухло сперли или заханырили. Ведь Перец предупреждал. Красиво вчера всем говорил, о правилах общежития втолковывал. Их по-хорошему ремнем отпороть надо, как малых сопляков. Мочить-то чего? Если за каждый косяк мочить, то кто до Фаргерта долетит?

— Перец, это который? — вопрос был нехорошим: приблизительно как полюбопытствовать на съезде КПСС: «а что такое коммунизм?», но Сергей рассудил, что лучше рискнуть с ним сейчас.

— Ты дурак? — тот глянул на мичмана с некоторым сожалением. — Вон старший Перец, — он указал на широкоплечего справа от Гудвеса, и добавил для полной вразумительности: — В джинсовой куртке младшой Перченок. Видишь, зубы скалит?

При упоминании джинсовой куртки, Лугин аж шею вытянул как гусь, но быстро разобрался, что джинсовый вовсе не тот, которого он искал: у этого джинсовка оказалась черной с серыми потертостями, и личико моложе — лет 20 парню, не больше.

Гудвес тем временем продолжал:

— Я не жестокий, ребята, — я честный. И хочу порядка, без которого всем кирдык. Вникните: порядок просто так не дается. Его надо организовывать наглядными уроками. Вот я все теперь сказал.

— Грач, исполни постановление, — Перец небрежно махнул перчаткой в сторону приговоренных.

Тип в дутой нейлоновой куртке скинул с плеча автомат.

— Патроны попусту не тратить, — Перец неодобрительно зыркнул на него.

— Дак восемь консерв у нас же… — хотел что-то возразить Грач, но взгляд старшего Перца перебил охоту спорить.

Он водрузил калаш на место и достал армейский штык-нож. Где-то у другого края площади возникла суета, там же безумно, по-звериному заголосила баба. Первый из стоявших на коленях, всхлипнул и сжался точно кусок мяса на сковороде. Его сосед вскинул голову, заводил ей из стороны в сторону.

— Саня! Санек! — выкрикнул он, обращаясь к кому-то на возвышении. — Всего за две бутылки водяры? Ребята!!! — вскакивая с четверенек, он отчаянно обернулся к толпе, но пара помощников Грача мигом вернули его на место и заломили до хруста руки.

— Нах! Нах, бля! — хрипел он, пытаясь отбиться.

— Суки! — выдохнул Лугин, отведя взгляд к блочному строению. Как резали первого, спокойного, он предпочел не смотреть. Ясно только, резали неумело, и нож был тупой, и в душе каждого ни капельки бога. Толпа слегка волновалась, роптала, но дальше трусоватого неодобрения дело не шло. Да и попробуй выпендрись — пулю кому охота схватить или того ножичка в бок?

Когда мичман вернулся мыслями и взором к месту расправы, с первым покончили: голова его как-то неплотно стыковалась с туловищем. Крови на зеленовато-буром покрытии видно не было — просто темная клякса рядом со слетевшей фуражкой. А строптивый, едва приблизился Грач, заверещал и вырвался-таки. От жареных эмоций частенько появляется столько дури, что хиляка ни за что впятером не удержишь. На ноги он вскочил, лицо цветом точно салатный лист, зрачки молниями стреляют. Вскочил, врезал под дых, ближнему помощнику Грача, и рванулся, оставляя в чужих руках разорванную в лохмоты куртку.

— Тормози его! — всполошился Гудвес, сам сбегая с возвышения.

Строптивый, скача с бесовским проворством, успел обматерить Перца, коротко, но славно, с таким откровенным чувством, что всех на площади проняло. И опередить преследователей шагов на пять успел. Выкатив глаза и брызгая слюной, он несся точняком на Лугина.

— Ну уроды! Хватайте же! — Гудвес замахал руками, надеясь уже не на Грача, а на кого-нибудь решительного из толпы.

Хватать — не хватать, на этот счет у мичмана имелось свое мнение. Несильно, но уверенно он