Две луны - Шарон Крич

А потом мы медленно отодвинулись, и, пока мы смотрели друг на друга, я ощутила себя как новорождённая лошадкА, которая ничего пока не знает, а только всё чувствует.

Бен прикоснулся к своим губам.

– Тебе не кажется, что я на вкус немного ежевичный? – спросил он.

На этом месте бабушка не выдержала и воскликнула:

– Ага, да, да, да, да! Я столько дней ждала этот поцелуй! Ух, до чего же мне нравится, когда в истории есть парочка отличных поцелуев!

– Такой уж у нас крыжовничек, – заметил дедушка.

Мы всё ещё ехали по Монтане. Я не отваживалась сверяться с картой. Я не хотела знать, что мы не успеваем. Я думала, что если продолжу рассказывать, и буду молиться про себя, и мы будем так же быстро ехать по горным дорогам, у нас появится шанс.

– Ну а что там с Пипи? – вспомнила бабушка. – Почему её мама целовалась с психом? Не очень-то мне нравится такой поцелуй! Мне больше понравился другой поцелуй – тот, что с Беном!

Фиби я нашла на остановке: она сидела на скамейке и сердито спросила, где я была.

Я не стала рассказывать ей о том, что видела маму Бена. Я хотела, но не смогла.

– Мне было страшно, Фиби. И я не смогла там остаться.

– А я-то думала, что это ты у нас храбрая! – сказала она. – Ох, ладно, это не важно. Ничего уже не важно. Меня тошнит от всего этого.

– Что там ещё было?

– Ничего. Они так и торчали на этой скамейке. Если бы я умела бросать камни, как ты, то запросто бы прошибла им затылки. Ты заметила, какая у неё теперь прическа? Совсем короткая! Она постриглась! И знаешь, что ещё она выкинула? Она говорила-говорила, а потом наклонилась и плюнула прямо на траву! Плюнула! Меня чуть не вырвало! И псих: знаешь, что он сделал, когда она плюнула? Он засмеялся! А потом сам наклонился и плюнул!

– Но почему они так себя ведут?

– Откуда мне знать? Меня от них тошнит. И пусть мама остаётся где хочет. Я ей не нужна. Ей не нужен больше никто из нас!

И так Фиби возмущалась всю дорогу до дома. Она была вне себя от возмущения. Мы добрались к ней домой как раз в тот момент, когда подъехал её папа. Из дома выскочила Пруденс со словами:

– Она позвонила, позвонила, позвонила! Мама звонила! Она придёт домой!

– Бесподобно, – буркнула Фиби.

– Что с тобой, Фиби? – удивился её папа.

– Ничего.

– Она придёт завтра, – сообщила Пруденс. – Но…

– Что не так? – спросил папа. – Что ещё она сказала?

– Она очень волновалась. Она хотела поговорить с тобой…

– Она оставила номер? Я перезвоню…

– Нет, она не оставила номер. Она сказала передать тебе, чтобы ты не судил предвзято.

– И что это значит? – недоумевал папа. – О чём я не должен предвзято судить?

– Понятия не имею, – сказала Пруденс. – Ох да! Самое, самое важное! Она сказала, что придёт не одна!

– Великолепно, – вырвалось у Фиби. – Просто великолепно.

– Фиби? – Папа совсем ничего не понимал. – Пруденс? Она не сказала, с кем придёт?

– Я честно ничего не знаю.

– Она вообще не упоминала, кто это может быть? Никакого имени? – Он явно готов был сорваться.

– Да нет же! – отвечала Пруденс. – Никаких имён. Она только сказала, что приведёт его с собой…

– Его?!

Фиби выразительно глянула на меня.

– Дожили! – выдала она и пошли в дом, громко хлопнув дверью.

Я не могла в это поверить. Она что, так и не расскажет своему папе о том, что видела? Меня так и распирало от желания рассказать поскорее об этом моему собственному папе, но когда я вернулась домой, застала их с Маргарет сидящими на крыльце.

– Мой брат сказал, что он преподаёт в твоём классе английский, – сказала Маргарет. – Вот так сюрприз! – Она наверняка успела выложить это папе, потому что он совсем не выглядел удивлённым. – Он превосходный учитель. Он тебе нравится?

– Пожалуй.

Мне совсем не хотелось об этом говорить. Мне хотелось, чтобы Маргарет исчезла.

Я едва дождалась, пока она отправится домой, чтобы рассказать папе про Фибину маму, и, когда наконец я смогла это сделать, он только лишь сказал:

– Значит, миссис Уинтерботтом возвращается домой. Это хорошо.

А потом встал у окна и долго-долго смотрел на улицу, и я знала, что он думает про мою маму.

В тот вечер я думала про Фиби, и Пруденс, и мистера Уинтерботтома. Похоже, завтра их вселенной предстояло разбиться вдребезги, когда миссис Уинтерботтом явится домой в обнимку со своим драгоценным психом.

Фиби позвонила на следующий день с самого утра и стала умолять меня поскорее прийти.

– Я этого не вынесу, – уверяла она. – Мне нужен свидетель!

– Свидетель чего?

– Мне просто нужен свидетель!

– Ты рассказала своему папе? Про твою маму и…

– Ты рехнулась? – возмутилась Фиби. – Ты бы только посмотрела на него! Они с Пруденс всю ночь вылизывали дом! Они мыли пол, и чистили ванну, только пыль столбом! Они всё перестирали и перегладили, и пропылесосили ковры. А потом снова обошли весь дом, чтобы посмотреть, что получилось, и папа сказал: «А вдруг мы перестарались? Ваша мама может подумать, что мы можем обойтись без неё!» И они снова перевернули всё вверх дном. И при этом папа ужасно злился на меня, потому что я им не помогла.

Я вовсе не горела желанием становиться свидетелем чему бы то ни было, но мне было неловко за то, что накануне я сбежала, и я согласилась. Когда я пришла к ним домой, Фиби, Пруденс и мистер Уинтерботтом сидели в гостиной и смотрели друг на друга.

– Она не сказала, когда именно собралась прийти? – спросил мистер Уинтерботтом.

– Нет, она не сказала, и хватит уже вести себя так, будто это я виновата в том, что она не сказала больше, чем сказала, – ответила Пруденс.

Мистер Уинтерботтом не находил себе места. Он вскакивал, чтобы поправить подушки на диване, но уже через пять минут вскакивал снова, чтобы их измять. Он нарезал круги, мотаясь из гостиной на кухню, из кухни во двор и обратно. Он дважды переодел рубашку.

– Надеюсь, я вам не мешаю, – сказала я.

– А почему ты должна нам мешать? – удивился мистер Уинтерботтом.

И как раз когда я уже всерьёз стала опасаться, что они сойдут с ума от ожидания, возле дома затормозило такси.

– Я не могу смотреть, – выпалил мистер Уинтерботтом, скрываясь на кухне.