Зимняя сказка - Марк Хелприн

– Право, не знаю, – смутился Питер Лейк. – Я думал только о Беверли. Честно говоря, я не слишком-то верю в золотой век, о котором вы говорите и которого, как я понимаю, мы никогда не увидим. Беверли-то здесь при чем?

Айзек Пени поднялся со своего кресла и направился к двери. Прежде чем покинуть кабинет, он вновь посмотрел на Питера Лейка, который неожиданно почувствовал себя страшно одиноким. От старого Айзека Пенна повеяло таким холодом, словно за ним стояли тысячи древних духов. В его глазах сверкнул огонь. Они превратились в огненные туннели, что вели в сокровенные глуби души, готовой в любую минуту покинуть этот мир.

– Неужели вы до сих пор не поняли того, что Беверли видит этот золотой век – не тот, который был или который будет, но тот, который существует уже сейчас? Я старый человек, но я никогда не видел ничего подобного. А она видит, вы можете себе это представить? Видит! Вы бы знали, как тяжело у меня от этого на сердце…

Рождественским утром дети, изнывавшие от нетерпения, наконец-таки получили свои подарки. Однако самым заметным событием этого утра стал первый в жизни подарок, сделанный Уиллой отцу. Она раздумывала над ним полтора дня, после чего Питер Лейк отправился за ним в городок Кохирайс, находившийся на противоположном берегу озера. Айзек Пени открывал свой подарок последним. В большой картонной коробке с дырочками он обнаружил белого кролика, к шее которого была привязана маленькая карточка с надписью: «От Уиллы».

В тот же день Беверли и Питер Лейк решили проехаться на санях и взяли с собой с полдюжины ребятишек: Уиллу, Джека, Гарри, прибывшую накануне Джейми Абсонорд (которая до сих пор оставалась неравнодушной к Джеку, хотя и старалась лишний раз не смотреть в его сторону), двух детей из семейства Геймли и Сару Шинглз, пухлую и своенравную девочку из Кохирайса, сочетавшую в себе резкость янки, неспешность индейцев, задумчивость англичан и импульсивность голландцев. Коренастые, привычные к морозам Геймли и юная Сара разместились на заднем сиденье саней, образовав весьма живописную группу, похожую на набор баварских резных фигурок.

Поскольку вся поверхность озера была покрыта плотным настом, Атанзор мог скакать вволю. Стоило Питеру Лейку немного ослабить вожжи, как тот помчался вдоль озера, постепенно набирая скорость. Седоки принялись кутаться в свои одежды, стараясь спрятаться от ледяного ветра. Конь несся уже с такой скоростью, что за ним не угнались бы и самые лучшие скакуны на свете. Они легко оставили позади ехавший в том же направлении буер, который тут же исчез из виду. Атанзор вскинул голову и заржал. Сани оторвались от покрытой льдом поверхности озера и полетели по воздуху, время от времени на мгновение касаясь снега, который под раскаленными полозьями с шипением испарялся. Детей это нисколько не испугало. Они неслись точно на запад, туда, где садилось солнце, которое вдруг замерло на месте и стало медленно подниматься верх.

– Господи, – изумленно пробормотал Питер Лейк, – солнце встает на западе!

Его никто не услышал – они неслись с такой скоростью, что воздух ревел подобно сирене. Берега озера слились в сплошные белые полосы, похожие на залитые эмалью края фарфоровой вазы. Тут притихли все, даже видавшие виды Геймли. Атанзор стал замедлять шаг. Теперь они уже не летели, но скользили по льду, ветер заметно стих, солнце вновь стало опускаться к горизонту, и берега озера обрели свой привычный вид. Когда Атанзор перешел на обычный шаг, Питер Лейк направил его к огонькам ближайшего селения.

Ирокезы, жившие в этом затерянном среди бескрайних северных просторов стойбище, судя по всему, и поныне поджидали Пьера де ла Транша. Деревушка, над которой поднимались недвижные струйки дыма, тонула в снегу, что делало ее похожей на творение выживших из ума архитекторов, загнавших людей в норы. Впрочем, перед таверной, стоявшей перед холмом, защищавшим ее от ветра, снега было сравнительно немного. Именно туда Питер Лейк и направил сани.

Атанзор подъехал к зданию таверны и, повернув голову, вопросительно посмотрел на Питера Лейка. Беверли наотрез отказалась покидать сани, сказав, что Питер Лейк и дети могут попить горячий коктейль и без нее. Питер Лейк запротестовал. Она должна пойти вместе со всеми. Почему она этого не хочет? Он приглашает ее не в танцзал, танцевать они не будут, на ней не будет бального платья, и пробудут они там минут пятнадцать, не больше.

– Нет, – отрезала Беверли. – Мне и так жарко.

Он коснулся рукой сначала ее щеки, затем лба, но не заметил ничего необычного.

– Беверли, пожалуйста, скажи мне, почему ты не хочешь пойти с нами?

– Я уже сказала, – стояла на своем Беверли. – Мне жарко.

Питер Лейк на мгновение задумался.

– Может быть, я тому причиной? – спросил он. – Я ведь не джентльмен. У меня нет ни возницы, ни приличного костюма.

Возле таверны стояли две дюжины упряжек, в стойлах дремали две дюжины лошадок, две дюжины кучеров грелись возле печки. Судя по всему, эта деревушка – вернее, здешняя таверна – пользовалась немалой популярностью у местной молодежи. Что называется, чем дальше, тем лучше.

– Ты знаешь, что это не так, – покачала головой Беверли. – Уж лучше возница, чем седок. Не волнуйся. Мы с тобой сходим на танцы. – Она протянула ему светлоглазую Уиллу, пораженную кромешной тьмой зимней ночи. – Уилле нужно попить чего-нибудь горячего.

К этому времени все прочие дети уже выбрались из саней. Питер Лейк посадил Уиллу себе на плечи и спрыгнул наземь. Еще раз взглянув на Беверли, он направился к дверям таверны.

Появление Питера Лейка и шестерых детей не осталось незамеченным. Возникшие невесть откуда местные красавицы тут же окружили Уиллу, Джейми Абсонорд и маленькую Сару Шинглз, а их спутники одобрительно закивали. Питер Лейк вновь пожалел о том, что с ними нет Беверли.

В таверне царило веселье. Питеру Лейку вспомнилось девятнадцатое – его – столетие, когда он был совсем еще мальчишкой, а мир был куда тише, шире и прекрасней, хотя и сейчас – будь рядом с ним Беверли – в окружении детей и танцоров в этой затерянной среди северных пустошей таверне он чувствовал бы себя в том прежнем прекрасном мире.

– Девять «Брызг Антверпена» – сказал он барменше. – Семь без джина. Впрочем, нет, минуточку… Один коктейль с одной осьмушкой джина для этой малютки, шесть коктейлей с половиной джина (Джейми Абсонорд взвизгнула от радости), один с тройной порцией и один – в закрытом контейнере – с двойной. Побольше корицы, побольше лимона и еще сливок и слив.

Через минуту им подали горячие коктейли. Питер Лейк и дети неспешно попивали их, поглядывая на отплясывающие кадриль элегантные пары. Пол сотрясался, из-за спин одетых в платья из шелка и тафты и в шерстяные фраки танцоров поблескивало пламя камина. Детям быстро наскучило это зрелише (кроме Гарри, который, снедаемый загадочным подростковым безумием, погрузился в беспробудный сон), и они принялись играть в «уточку».

Питер Лейк пожалел, что Беверли не пошла с ним. Он вдруг ощутил такую тоску, у него так защемило в груди, каждый вздох приносил столько сладкой муки, по телу прошла такая горячая дрожь, что ему почудилось, будто переполнявшая его любовь не сможет удержаться в нем и вот-вот прольется наружу.