Malaria - Андрей М. Мелехов

* * *

— Sine missione![20]— вдруг раздался громкий, хорошо поставленный и какой-то рокочуще-густой голос.

Лейтенант вдруг понял, что голос этот принадлежал рыжеватому человеку в пурпурной тоге, величественно восседавшему в императорской ложе. «Да чтоб ты пропал!» — неласково подумал наш герой и вновь попытался избавиться от навязчивого бреда или, на худой конец, нырнуть в менее кровавый кошмар. И вновь это не удалось. Нерон пропадать отказался и, взяв в пухлую руку сверкнувший зеленоватыми лучами камень, прищурившись, посмотрел сквозь него на Лейтенанта. Тот сразу вспомнил, что близорукий персонаж его кошмара, как писали историки древности, использовал огромный изумруд в качестве лорнета. Хотя до императора и его свиты было метров пятьдесят, Лейтенанту показалось, что он встретился взглядом с потомком Цезаря. И даже на таком расстоянии сумел многое прочитать в его серых глазах. Там отражались любопытство и жестокость, пытливый ум и детская непосредственность. Но, как вдруг понял Лейтенант, больше всего в этих подслеповатых глазах было ревности. Повелитель огромной и могущественной империи римлян завидовал славе юноши-гладиатора!

— Sine missione! — вслед за официальным хозяином игр повторил одетый в расшитую золотом и жемчугами тогу распорядитель с толстым слоем пудры на потрепанном жизнью лице. Еще один взмах платка, и в открывшихся воротах показался новый противник.

— Ваше императорское величество, прекрасная императрица Поппея, уважаемая римская публика! Сейчас перед вами сразятся ретиарий и сагиттарий!

Цирк зашумел, обсуждая услышанное. Лейтенант не знал, а потому и не смог вспомнить, что термин «сагиттарий» в Древнем Риме означал гладиатора-лучника, закованного в броню с головы до ног. Историки так и не смогли определить, с кем вооруженный подобным образом боец должен был сражаться. На всякий случай, наш герой приготовился к худшему. Казалось, даже всезнающие зрители затруднялись подсказать вдруг ставшему звездой гладиатору, какого же Юпитера ему теперь делать. Дувший до этого легкий ветерок, трепавший полотнища солнцезащитных тентов, неожиданно прекратился. Над ареной воцарилась жуткая тишина. От песка пахло сыростью и гнилой кровью десятков тысяч убитых здесь людей. И тут кошмар Лейтенанта принял неожиданный поворот. «А вдруг, — похолодел он от страха под палящим солнцем, — это не бред? А что, если я бредил там, в Африке, в двадцатом веке нашей эры? А если сейчас окажется, что опасность представляют не взбесившиеся комитетчики с гадюками, шприцами и пистолетами, а вон тот дядька в шлеме, уже поднявший свой лук?» Лучник действительно решил, что достаточно долго раскланивался с императорской ложей, и приступил к довольно простой, с его точки зрения, задаче: расстрелу фактически беззащитного ретиария с помощью тяжелого персидского лука. Длинная и толстая стрела, пущенная из такого оружия, могла пробить насквозь и сирийскую кольчугу, не говоря уже о голом торсе молокососа, которому, по мнению сагиттария, сегодня и так уже слишком много везло. Вытерев о кожаный пояс мокрые от пота пальцы, лучник вытащил из колчана за спиной первую из дюжины стрел и приготовился к выстрелу. Лейтенант, на время отогнавший тревожную мысль о том, бредит ли он на самом деле, понял, что бой будет или коротким, или, наоборот, достаточно продолжительным. Скорее всего, его противник думал, что выбранная ретиарием стратегия будет заключаться в наматывании кругов по арене с одновременным уворачиванием от посылаемых в него стрел. Сагиттарий будет постепенно прижимать его к краю цирка, ограничивая поле для маневра и выходя на дистанцию, с которой будет невозможно промахнуться. Далеко у ворот зазвенела отпущенная тетива из бычьих жил, и первая стрела едва не поразила ретиария в открытую грудь. Лейтенант отскочил в сторону, одновременно отметив, что лучник — как футболист, бьющий пенальти, — сделал ставку на то, что его противник отпрыгнет вправо. По счастью, в этот раз наш герой уклонился в противоположном направлении. Интересно, повезет ли ему в следующий раз? Лейтенант решил не дожидаться ответа. Когда лучник опять спустил тетиву, он плашмя упал на землю, услышал свист пролетевшего рядом снаряда, тут же поднялся и помчался прямо на сагиттария. Тот, не угадав намерений противника и ожидая, что он еще несколько секунд пробудет на песке, выпустил очередную стрелу почти вертикально вверх. Несущийся к нему ретиарий не увидел, как та, достигнув апогея, устремилась вниз и через мгновение воткнулась туда, где какие-то секунды назад находилось его тело. Набирая скорость, он как в замедленном фильме видел лучника, грациозным движением правой руки достающего из-за спины четвертую стрелу. Сагиттарий потерял драгоценные крупицы времени на третий выстрел, а потому у Лейтенанта появился шанс достигнуть линии броска трезубца до того, как лучник спустит тетиву. Если бы рука сагиттария дрогнула, то Лейтенант, возможно, и смог бы метнуть свое единственное оружие еще до того, как противник пошлет смертоносный снаряд в его стремительно приближавшийся силуэт. Был полдень, а потому ни один из гладиаторов не имел преимущества атаки со стороны солнца. В тот самый момент, когда лучник с характерным жужжащим звуком спустил тетиву, Лейтенант метнул свой трезубец и упал на песок, закрыв руками голову и торс. Уже в падении он почувствовал резкую, как будто от ожога, боль в пальцах левой руки, а потом, через мгновение, услышал жуткий рев зрителей.

Едва очнувшись от падения, он посмотрел в сторону лучника и не сразу увидел его. Поднявшись на ноги, Лейтенант смог разглядеть, что тот лежит навзничь и что у него вдруг вырос длинный рог. Рогом оказался удачно брошенный трезубец, попавший не успевшему отклониться сагиттарию прямо в голову. Зубья не смогли пробить толстый металл шлема, но они прошли сквозь редкие прутья забрала и угодили в глаза лучника. Он умер мгновенно. В его колчане за спиной остались восемь стрел. Лейтенант посмотрел на свои пальцы: на них оказался глубокий, до самой ослепительно белой кости, порез, из которого обильно текла кровь. Он очень устал, ему хотелось пить, его сильно тошнило. Словом, нашему герою очень хотелось забраться в тихое, прохладное место. Где в него не норовили бы воткнуть поглубже заостренный кусок железа. Где после соревнований надо не зашивать разорванные стрелой пальцы, а идти в душ, а потом литрами пить холодную газировку с сиропом из автомата в раздевалке спорткомплекса. Где ему не надо было убивать, чтобы спасти свою жизнь и развлечь почтеннейшую публику.

* * *

— Что ж, анализ на «толстую каплю» ясно показывает малярию! Девушка, вы бы не сердились, а радовались, что у вашего молодого человека понятная мне болезнь! А не какая-нибудь Эбола или Марбург! От которых нет иных средств, кроме молитвы и плясок шамана!

— Посмотрите! У него идет кровь из левой руки! Что с ним происходит?!

— Гм… Действительно, непонятно! Может, пациент в бреду порезался иглой от капельницы? А откуда в ране песок?

— Очнись! Да очнись же!

— Не беспокойтесь, температура падает! Видимо, приступ заканчивается, и скоро он должен очнуться! Если, конечно, не впадет в кому! Тьфу, надо было промолчать! Девушка, вы бы лучше пошли и умылись! А мы пока ему коктейль внутривенный приготовим!