Я видела детство и юность XX века - Ирина Эренбург

Все оживляются. Ведь у всех военная служба.

Еще год можно не заботиться о будущем.

Весь следующий год я работаю по психотехнике. Я провожу опыты над кандидатами в шоферы и телеграфисты. Работа скучная и бесцельная. Испытуемые относятся ко мне как к злейшему врагу. Они знают, что если не выдержат психотехнический экзамен, их не примут на службу.

Некоторые стараются меня задобрить, уговаривая поставить им более высокий балл, чем полагается.

Весной я работаю в школе. Здесь один профессор организовал психотехническую лабораторию.

На опыты приходит мало детей. Обычно родители не разрешают им ходить, считая эту лабораторию чем-то вроде нечистой силы.

Со школьными друзьями я не вижусь. Мальчики почти все на военной службе. Жоржетт вышла замуж и уехала. А Габи, когда я хотела с ней встретиться, ответила мне письмом:

Рауль де Бурже женился, его будущее неясно, но деньги у него есть.

Мартэн и Жан Бельмон — журналисты.

Крессон уехал со своей больной любовницей на юг. Там он продает радиоприемники, иногда работает грузчиком, иногда бездельничает. Летом его часто встречают товарищи, которые приезжают на юг.

Пуарэ отбыл военную службу офицером. Родители посылают его в Англию изучать язык. Он еще слишком молод, чтобы начинать дипломатическую карьеру.

Капеску ищет работу, Пети тоже.

Де Монферан еще на военной службе.

Сабина почти здорова. Она живет с молодой женщиной. У нее ребенок. Муж ее бросил. Сабине приходится зарабатывать на всю семью. Ребенку впрыскивают героин, чтобы он не плакал. Я была в гостях у Сабины. Девочке два года, но она еще не разговаривает. Я боюсь, что она вырастет идиоткой, если отец не заберет ее.

Что касается Габи, то мне предстояло встретить ее еще раз.

За несколько дней до отъезда в Москву я позвонила Раулю де Бурже и уговорилась с ним встретиться. Условились ждать друг друга в «Капуляде». Это было в мае после Пасхи.

В Париже на Пасху и Рождество на бульварах ставят игорные ларьки — рулетку и японский биллиард, карусели, ларьки со сластями.

Стояла хорошая погода. Рауль пришел в «Капуляд» с Мартэном. Мы взялись под руку и пошли по бульвару Сен-Мишель. Начиная от Люксембургского сада до Сены, тротуары были заняты ярмаркой. У Рауля оказалось немного денег, и мы начали кутить.

— Двадцать пять сантимов — только пять су — партия! — кричала толстая женщина, вертя огромное колесо рулетки.

Вначале колесо жужжало плавно и быстро, к концу со стуком замирало.

— Ставок больше нет. Десятый номер выиграл кило сахару. Делайте ваши ставки, господа.

Я проиграла три франка. Игра мне не понравилась.

Мы пошли к японскому биллиарду. Здесь, полулежа на больших столах, мы провели около часа. Рядом со мной стоял солдат в голубой форме. Хитрец, выпрашивая у меня взаймы шар, он выбивал им свои застрявшие, пока содержательница биллиарда не смотрела в нашу сторону.

Мартэн выиграл солонку и кусок нуги, я — мятные конфеты и Рауль — кольцо для салфетки.

Потом мы накупили китайских орешков, пряничных свиней с выведенными на них сахаром нашими именами, нуги и шлялись по бульвару, поедая сладости.

Рауль снялся, сидя на картонном льве, я бросила монету в автомат, и из щели выпало предсказание моей судьбы: «Любовь будет сопровождать вас, берегитесь вероломства, долголетняя жизнь, богатство».

Бесполезно постояв с удочками в руках полчаса над бутылками шампанского, на которые нужно было надеть кольцо, привязанное к концу удочки, мы решили на последние десять франков пострелять в цель и пойти по домам.

Когда мы подходили к тиру, Рауль увидел Габи. Он мне показал на нее и сказал:

— Может быть, лучше не будем с ней здороваться.

Он знал об ее письме ко мне.

— Ирэн! — радостно закричала Габи; она подбежала ко мне и как ни в чем не бывало сказала: — Мне нужно что-то тебе сказать. Слушай, мне страшно нужны пятьдесят франков, дозарезу. Я знаю, у тебя нет, попроси у Рауля. Больше никогда мне не придется унижаться. Завтра я тебе отдам эти деньги.

— У Рауля нет денег. Мы сейчас все истратили.

— Ну, как хочешь… Помни, что это моя последняя просьба. Больше вы все меня не увидите.

К нам подошел Рауль. Габи, испуганно оглядываясь, выпросила у Бурже оставшиеся десять франков.

— Ты с кем, Габи?

— У него то, к чему я стремилась всю жизнь. Прощайте, прощайте. Больше вы не увидите вашу Габи!

Нам ничего не оставалось делать, как сесть в метро и поехать домой. По дороге я раздумывала: что значила эта сцена?

«…Пока полицейский выслушивал жалобы пострадавшего, — пишет „Матэн“, — Габи Перье исчезла. Она уехала в автомобиле американца по направлению к Сен-Лазарскому вокзалу. Молодая преступница — дочь почтенных родителей…»

Это было через два дня после ярмарки.

«Бедные послевоенные дети, — пишет „Пари Суар“, — их характеры преждевременно завяли в жарком ветре нашего века…»

«Габи Перье получила воспитание, основанное на правилах порядочности и нравственности. Тайна подсознательного, так догадываемся мы, влекла ее к преступлению. Потемки человеческого инстинкта — кто осмелится прикоснуться к вашему покрову? Разрушительная социальная пропаганда… Угрюмые вырождающиеся низы…»

Москва, 1934

3 ноября. Куйбышев.

Сегодня, с 10-го октября, впервые есть слухи о Киевской армии. Говорят, она частично погибла, частично сдалась в плен. Приехал Осипов[31]. Он попал в Харьков за несколько дней до взятия города. Их было 16 человек. За 30 дней прошли 600 километров, прятались в скирдах. Их спас неубранный хлеб. Много деревень, где немцев вообще не было. Борю[32] видел 20 сентября. По слухам, заняты Курск и Симферополь. В газетах хоронят Крым. От мамы ничего нет.