Любовь меняет все - Селеста Брэдли

От Колдера не укрылись многозначительные детали: напряженные плечи, взгляд украдкой, которым она проводила Мегги до выхода. Они что, все считают его людоедом, для которого женщины и дети – гастрономический изыск?

По крайней мере, Дейдре считала его таковым.

И что в этом удивительного? Весь Лондон солидарен с ней в этом.

Но она должна была знать, что он не такой. Она должна была заглянуть глубже, под мутную пену сплетен и слухов. Он поднял руку, протянул к ней, сам того не осознавая. Он думал…

Дейдре испуганно сжалась, пусть этого и не заметил никто, кроме него.

Похолодев, Колдер опустил руку.

– Вы не должны себя винить, – медленно, растягивая слова, проговорил он. – В том, что я разочаровался в браке уже во второй раз, виноват лишь я сам.

Дейдре резко запрокинула голову – словно он дал ей пощечину. Уж лучше бы он ударил ее по лицу: тогда бы остался след, который увидели бы все, а сейчас она истекала кровью незаметно для окружающих. Дейдре проглотила комок. Нет, она не станет плакать. О том, как ей больно, будет знать только она.

– Взаимно, – усмехнувшись, парировала Дейдре.

Ей удалось его удивить.

– Вы заявляете о том, что разочаровались? Во мне? – Колдер рассеянно взял из рук какого-то рабочего чистую ветошь и вытер руки.

Дейдре хорошо поняла символику этого жеста. Но озвучивать ничего не стала.

– Я не повезу Мегги назад в Брук-Хаус до тех пор, пока не буду знать о ваших намерениях в отношении девочки, – сказала Дейдре с холодной надменностью.

У Колдера желваки играли под скулами.

– Я намерен выдворить ее из дома и отправить обратно в Брукмор. Завтра же. Рано утром. И там она останется навсегда. – Колдер отвернулся и опустил взгляд на руки, которые успел оттереть дочиста. – Я думаю, вам следует отправиться с ней, – добавил он после паузы.

Какие бы чувства ни вызвал в ней этот приговор, Дейдре ставила интересы девочки превыше собственных.

– Если вы сейчас выгоните Мегги, то она до конца жизни будет уверена в том, что вы любите ваши фабрики больше, чем собственную дочь.

Колдер поднял глаза.

– Обойдемся без жалкой патетики. Вы ведь понимаете, что своему финансовому процветанию я обязан фабрикам. Ни больше, ни меньше.

– Ваши фабрики и есть ваша жизнь. Вы их обожаете. Они и есть ваша семья, ваши друзья. Мегги об этом известно, но до сегодняшнего дня она, как мне думается, лелеяла надежду, что она тоже кое-что для вас значит. – «Как и я», – добавила Дейдре про себя.

– Не говорите глупости. Я – джентльмен. Я исполняю свой долг по отношению к тем, кто от меня зависит, и не уклоняюсь от выполнения обязательств.

– Для вас быть джентльменом означает лишь неукоснительно следовать кодексу: сухому, безжизненному своду правил!

– Я верю в незыблемость моральных ценностей. И если вы под кодексом имеете в виду их, то да, вы правы.

– А как насчет сопереживания? Как насчет понимания, симпатии, жалости, наконец? Вам никогда не приходило в голову, что иногда стоит отступить от правил? Вы не задумывались над тем, что порой цель оправдывает средства?

– Все это глупая болтовня. То, что неправильно, всегда остается неправильным. И никакие цели не оправдывают дурные поступки.

– Тогда позвольте мне кое-что у вас спросить. Сегодня Мегги была настолько увлечена устройством станка, что не устояла перед искушением, и любопытство подвигло ее на опасный эксперимент! Насколько мне известно, этот поступок совсем не в духе Мелинды. И, смею предположить, не в духе Рейфа тоже. Так кого же это вам напоминает?

Колдера перекосило.

– Не имею представления, о чем вы.

– Вы умнее, чем хотите казаться. Все вы поняли.

Колдер и в самом деле не был обделен умом. Ему было предельно ясно, к чему она ведет. Он просто не хотел видеть то, что у него под носом! Он был уже не очень молодым, лишенным эмоций, состоявшимся мужчиной. Он был уравновешенным и спокойным, черт побери! А Мегги – неуправляемая, взбалмошная, с криминальными наклонностями девчонка!

– Моя дочь совершенно не похожа на меня, ни в малейшей степени!

Дейдре довольно долго смотрела на него в полном недоумении, после чего, удрученно всплеснув руками, развернулась и пошла прочь, что-то бормоча себе под нос.

Колдер смотрел ей вслед, снедаемый как не желавшей уходить похотью, так и гневом. Эта женщина явно была не в себе, и она вознамерилась и его свести с ума.

Но при этом Дейдре была чертовски хороша, особенно в такие минуты, как сейчас, когда во взгляде ее не оставалось ни следа расчетливости или лицедейства, а губы упрямо сжимались, так и напрашиваясь на поцелуи.

На руках ее и лице все еще оставалась фабричная копоть. Наверное, она захочет принять ванну, когда вернется домой…

Влажная кожа, влажные завитки золотистых волос… Грудь цвета сливок… Розовые восставшие соски…

Черт, он только что лишил себя еще одной брачной ночи…

По возвращению в Брук-Хаус Мегги, безропотно дав себя искупать и расчесать, молча забралась под одеяло. Дейдре не услышала от падчерицы ни одной жалобы на то, что ее отправили спать раньше, чем обычно. Патриция, взявшая на себя обязанности камеристки и для Мегги тоже, стояла в сторонке, тревожно переводя взгляд изумрудных глаз с Мегги на Дейдре и обратно.

Дейдре осторожно присела на край кровати. Совсем недавно ей казалось, что бойцовский дух этой девочки ничем не убьешь. Вздохнув, Дейдре в очередной раз провела рукой по одеялу.

– На этот раз я это сделала, да, Мегги?

Мегги скользнула по мачехе невидящим взглядом и уставилась на угли в камине. Дейдре нежно убрала завиток со лба девочки. Мегги осталась безучастной.

Трудно сохранять невозмутимый вид, когда тебя распирает чувство вины. Все, что случилось сегодня, целиком и полностью лежит на ее, Дейдре, совести. Верно то, что не она сделала Колдера тем, кем он есть, но ведь она привезла Мегги на фабрику, где, ясное дело, не место ребенку, и оставила маленькую девочку без присмотра, пока сама… Пока сама развлекалась.

– Боюсь, из меня получилась никчемная мать, малышка. – Она зашла слишком далеко, используя беззащитного ребенка в своих корыстных целях. И в результате пропасть между ней и Колдером стала еще глубже и шире, и как навести мосты, она даже не представляла.

Дейдре хотела было встать и уйти, но Мегги вдруг посмотрела ей в глаза и прошептала:

– Не уходите.

Дейдре почувствовала, как что-то внутри нее вдруг оттаяло, и боль отпустила. И тут же предательские слезы подступили к глазам.

– Патриция, ты можешь уходить.