Мертвый месяц - Лада Кутузова

Счет времени Тина давно потеряла. Да здесь его и не имелось. У мертвых, застрявших на рубеже миров, не было будущего – только прошлое. Мертвецы хотели покончить с ним и уйти дальше. Тина строчила и строчила послания, надеясь, что места на бумаге хватит.

– На кухне лежит, в нижнем ящике. Пусть там посмотрит.

– Я любила его, до сих пор люблю.

– Мне очень жаль, что так вышло.

Тине казалось, что у нее отвалится рука. Она попробовала писать левой, но выдержала недолго – неудобно. Мертвые все подходили и подходили, их поток не иссякал. Тине подумалось, что она застрянет здесь навечно – в месте, где море лижет бесплодную сушь. Где существует лишь три цвета: черный, белый и красный. Где из всех живых лишь она, Тина.

– Пусть свечки за меня поставят и вспоминают почаще.

– Сына моим именем назовут. Буду заботиться о нем.

– Не хочу, чтобы дом продавали. Его еще мой дед для семьи построил.

– Передай, чтобы не плакали. Скоро вернусь к ним.

Все торопились сказать что-то важное для умерших и необходимое для оставшихся. Тина писала негнущимися пальцами. Между указательным и средним образовалась кровавая мозоль. Тине хотелось отбросить карандаш и не брать его хотя бы неделю. Ее начало трясти от нетерпения: скорее бы все это закончилось! Надолго ее не хватит.

Кто-то подошел и взял из Тининых рук листок с посланиями.

– Ты все сделала правильно, – произнес Сашка.

Тина вскочила и прижалась к нему. Полились слезы, оставляя на мертвенно-холодной коже Сашки глубокие бороздки. Сашка терпел, лишь гладил ее по голове, как маленькую.

– Все будет хорошо, Тинка, – уговаривал он. – Скоро сама увидишь. Я обо всем позаботился.

Сашка выждал еще немного и сказал:

– Давай сделаем это.

Тина оторвалась от него. Мертвые никуда не исчезли, они все так же выжидающе смотрели на нее.

– Что надо? – спросила Тина.

– Ты сама знаешь, – ответил Сашка, и она поняла.

Забрала листок и аккуратно сложила из него самолетик, стараясь попадать в старые сгибы. На секунду Тина замешкалась: у нее никогда не получалось красиво запускать самолетики. Она неуверенно поглядела на Сашку.

– У тебя все получится, – пообещал он.

И Тина поверила: она справится.

Тина взяла самолетик двумя пальцами за основание крыльев, подула на него на счастье и подбросила. Воздушный поток подхватил бумажный самолет и поднял вверх. Самолетик летел и летел, стремясь к небу, точно легкое перо, которое влечет теплый воздух. Тина наблюдала за хрупким посланием из одного мира другому, как завороженная. Доберется ли оно до адресатов? Услышат ли живые тех, кто ушел от них? Тина надеялась, что да.

Письмо истаяло в воздухе, как весенний снег. Послышался многотысячный вздох, и мертвые испарились следом.

– Прощай, Тинка! – Сашка послал ей воздушный поцелуй и исчез в тумане.

Пропало море, скрылась из глаз липовая аллея. Тина осталась одна, лишь где-то вдалеке звучали слова знакомой песни:

«Прощальный белых поцелуев след во мне —

Ты не вернешься.

А о тебе еще никто не пел —

Ты не вернешься.»

Падение было непродолжительным, но ярким. Вокруг Никиты вспыхнули мириады звезд, превращая туннель в чистое серебро. Серебристый серпантин струился, точно оптическая иллюзия. Никита предусмотрительно прикрыл глаза: не хватало еще впасть в транс! А когда открыл: поразился: ему почудилось, что он попал в открытый космос. Пылали голубые, розовые и сиреневые всполохи, превращая пространство вокруг в праздничный салют. Никита не успел насладиться зрелищем, как его вытряхнуло посреди деревни. Недалеко он ушел от дома прабабки! Он проверил веревку: оборвана.

Может, она порвалась, когда Никита упал в черную дыру, но он был уверен: это сделал Славик. Тот наверняка хотел быть уверен, что Никита так же зависит от него, как Славик от Никиты. Впрочем, Никита и без веревки сможет добраться до дома прабабки. Он зашагал по улице, выискивая знакомые ориентиры: бетонный столб возле забора с неработающим фонарем и две шины, в которых когда-то росли цветы. Минут через двадцать он сдался – дом не находился. Тогда Никита направился в обратную сторону. Так же безрезультатно.

Казалось, изба ускользает от него, играет с ним в прятки. Не хуже дома Блэков из «Гарри Поттера». Никита рассердился: ну и фиг с ней! Не больно-то и хотелось. Он шел по улице и размышлял, что делать. Ни одной умной мысли в голову не приходило. Была бы сейчас Нина рядом… Никита оборвал себя: хватит уже отсиживаться за ее спиной, пора думать самому.

Только от намерения легче не стало: стоящая идея у Никиты так и не возникла. Надо найти Тину. А как? Следов ее нет, да и Никита не собака-ищейка. Смартфоны не работают – не позвонить. И в соцсети не списаться. И о свидании Никита с Тиной заранее не договорились. Мол, в случае чего встречаемся у дома Зинаиды Павловны. Никиту озарило: точно! Может, старушка поможет? Или ее куколка?

Никита прикинул, где расположена изба Зинаиды Павловны и направился туда. К счастью, дом нашелся без проблем. Никита постучал в дверь, затем в окно – старые люди плохо слышат. Ему долго никто не отвечал. Наконец, послышался печальный голос. Никите почудилось, что он звучит в его голове:

– Умерла Зинаида Павловна, Никита. Осталась я одна-одинешенька.

Никита оторопел: и что же теперь делать? А Степанида продолжала:

– И я умру скоро. Дом остывает, а я куколка нежная.

Она всхлипнула. Никита растерялся:

– Я чем-то могу помочь?

Степанида оживилась:

– Вот отнес бы ты меня на кладбище, зарылась бы я в могилку и проспала так до весны. Сможешь?

Никита разрывался: хотелось пособить и в то же время нужно было искать друзей.

– Не знаю, – честно ответил он. – Мне надо Тину найти.

– А я помогу, – принялась уговаривать Степанида. – Ведь я куколка, мне многое ведомо.

Никита согласился: выбора все равно не было. В щель под дверью просунулась крупная моль, размером с ладошку. Он поднял куколку и сунул себе за пазуху, там не замерзнет.

– Спасибо, Никита! – поблагодарила она.

Никита ощущал себя героем сказок. Все эти истории с болтающими золотыми рыбками и щуками, с «и молвил волк человеческим голосом». Правда, куколка сама не говорила, а передавала мысли ему. Интересно, это телепатия? И может ли Степанида читать мысли Никиты или ей надо, чтобы он произнес их вслух?

– Могу, – раздалось в голове. – Но тебя я слышу с помехами.

Никита закашлялся от неожиданности: надо же!