Цеховик. Книга 11. Черное и белое - Дмитрий Ромов

исчезнуть за горизонтом, понимаешь?

— Крышует его?

— Создаёт по определённым каналам поддержку. Это его человек. В общем, Андропов бы его давным-давно вытурил, да не получается пока…

— Так а что он… — начинаю я, но в этот момент на столе у Пуго звонит телефон.

Он снимает трубку с аппарата без циферблата.

— Пуго… Да Михаил Андреевич… Да, здесь. Передаю.

Он машет мне рукой и я подхожу. Михаил Андреевич, значит. Капец… Это походу Суслов…

— Брагин, — представляюсь я. — Здравствуйте, Михаил Андреевич…

Он прочищает горло и долго ничего не говорит. Я уже начинаю поглядывать на хозяина кабинета, но на том конце раздаётся-таки тихий голос.

— Значит ты и есть внучок? — задаёт он вопрос, приводящий меня в замешательство.

Я не знаю, что на это ответить — «нет это не я» или «да, это я»? Нелепица какая-то…

— Надо будет посмотреть на тебя… — сухим голосом продолжает он. — А пока, запомни, пожалуйста. Есть такой коммунист, преданный делу Ленина, Кухарчук. Я требую оказания ему всяческого содействия. Ты меня понимаешь?

— Так точно, Михаил Андреевич, — отвечаю я.

— Ну и молодец. И больше никаких хулиганств. Ты точно понял?

— Так точно, Михаил Андреевич, — снова повторяю я.

— Вот и хорошо. Работай дальше.

Он отключается, а я отдаю трубку Пуго и вытираю лоб тыльной стороной ладони. Будто с того света звонок получил…

— И? — спрашивает Злобин.

Я передаю разговор слово в слово. Пуго внимательно смотрит на меня. Взгляд напряжённый, брови нахмурены. Я уже всё рассказал, а он смотрит и смотрит и, наконец, хмыкает и вдруг начинает смеяться.

— Ваша взяла, Леонид Юрьевич, — сквозь смех говорит он. — Как вы это могли предугадать?

Тот ничего не отвечает, только головой качает и невесело мне подмигивает.

— Ну что, поедем, окажем содействие нашей Царевне? — говорит он, вздохнув.

— А вы же хотели ещё звонок сделать, — напоминаю я ему про Андропова.

— Сделал уже, — устало улыбается он своей голливудской улыбкой, похожей сейчас на гримасу.

И я понимаю, только что завершилось что-то вроде карибского кризиса.

— У нас же ещё с Радько вопрос висит, — с тревогой напоминаю я.

— Нет, не висит, обознался Кухарчук, не Радько его пытал. Радько действительно в Москве был в тот день, но провёл его с женщиной. У него любовница в столице живёт. И метрдотель из «Праги» подтвердил его алиби, и дворник из её дома. Отпустили его. Но лучше ему, конечно, забыть любовницу эту, честное слово. Пусть в другой раз дома сидит…

— Любовь, — качаю я головой, — такое чувство, что держать его под контролем бывает очень нелегко…

И я тоже начинаю смеяться, как только что смеялся Пуго.

— Борис Карлович, — говорю я на прощание. — Было очень интересно с вами познакомиться.

— Почему это? — вздёргивает он брови.

— Много о вас слышал хорошего. Я вас попросить хочу…

— Ну, — кивает он. — Проси.

— Янаева в ГКЧП не берите. У него руки дрожат. А Ельцин тот ещё муд… прохвост в общем…

— Это ты о чём? — удивляется он.

— Очень вас прошу, запомните, пожалуйста эти слова. Когда услышите аббревиатуру «ГКЧП» сразу вспомните.

— Ты меня программируешь что ли? Что это за ГКЧП?

Я ничего не отвечаю и просто улыбаюсь.

— Что это за ГКЧП? — спрашивает Злобин, когда мы спускаемся по лестнице.

— Да, просто прикололся.

— Прикололся? — недоверчиво повторят он.

Обещали, песня в том порука, что в стране порядок наведут

три министра: Язов, Павлов, Пуго, если танки их не подведут…

— Ага… Я, кстати, подумал, что вы меня кинули сегодня, когда за мной адъютант пришёл.

— Нет адъютанта без аксельбанта, — задумчиво повторяет он бессмертную мысль Козьмы Пруткова.

— А мы с вами на одной волне, как я погляжу.

— Послушай, — тихо говорит он, наклоняясь ко мне, когда мы подходим к машине. — Сейчас скажу, пока внутрь не сели. Ничего не закончилось, ты понял? Поварёнок уязвлён, он будет искать возможности тебя раздавить. Держи ухо востро и с этой его бабой игры заканчивай. И вот ещё что. Он не только кнопку носит, как сказал Смирнов. Он сам роет. У него должность позволяет. Будь уверен и на меня, и на тебя у него уже куча всего имеется. Просто, как говорит мой шеф, ещё не время. Рано. Улавливаешь мысль? Тише воды, ниже травы. Ты понял?

— Так точно, Леонид Юрьевич, кажись понял. А за вами-то он по чьей злой воле охотится? Вы что, Суслову не угодили?

— Это мы потом обсудим.

Мы движемся в кортеже из трёх машин. Первым едет Валдис с Лёхой и Аликом, за ними я со Злобиным, а замыкает колонну пустая машина, выделенная для этого хорька Поварёнка. Вову я ещё раньше отправил в гостиницу.

Мы находим барсука в большом пустом ангаре. Он пристёгнут наручниками и примотан толстенной якорной цепью к огромному электромотору.

Увидев нас, он начинает волноваться. Де Ниро с видом киношного мафиози выхватывает пистолет из кобуры и, подскакивая к узнику, с силой вдавливает ствол ему в лоб.

— Сука! — хрипит элегантный и сейчас очень похожий на настоящего Де Ниро Злобин. — Кухарчук, как же ты меня достал.

— Пора с ним кончать, Леонид Юрьевич, — бросаю я. — Он совсем берегов не видит. Сам утонет и команду на дно потянет.

— Да, — недобро улыбается Де Ниро. — Это точно. Ну что, тварь, будут предсмертные пожелания?

— То… то… товарищ полковник… — начинает лепетать наш барсук. — Не надо… не надо, пожалуйста… я… я… я… я нет, это не я…

— Говори, сука, кто под меня роет! — наседает Де Ниро, отводя пистолет, передёргивая затвор и снова втыкая в лоб барсуку.

Думаю, какой-нибудь Скорсезе очень много дал бы за то, чтобы снять вот эти кадры. Мрачный склад, перекошенное от ужаса лицо пленника, полные гнева и решимости глаза мафиози. Драма, отчаяние, желание жить, ужас и дыхание смерти. Срежиссировать такое невозможно. Только жизнь может показать этакое кино.

Говоря словами с пластинки о бременских музыкантах:

«О, как жаль, что вас там не было! Это было настоящее цирковое представление! Пёс крутил тройное сальто, Осёл жонглировал огромными гирями, Петух танцевал на проволоке, а Кот показывал удивительнейшие