Расследование - Станислав Лем

— Вы разбираетесь в этом? — спросил Сисс, закрывая кожаный переплет. Грегори улыбнулся ему.

— Более или менее. Для начала, думаю, не повредит вермут. Вы пьете с лимоном?

— Вермут? Это горько. А, пускай! Можно и с лимоном.

Грегори только взглянул на официанта, говорить ничего не требовалось. Второй терпеливо ждал в стороне. После долгого раздумья Грегори сделал заказ, предварительно спросив Сисса, любит ли он салат из сырых овощей и не вредно ли ему жареное.

Сисс, наклонившись к балюстраде, от нечего делать поглядывал вниз на круговерть дергающихся голов. Оркестр исполнял слоу-фокс.

Грегори тоже с минуту глядел туда, потом поднял к свету рюмку с вермутом.

— Думаю, я должен это сказать, — проговорил он с некоторым трудом. Я… хотел перед вами извиниться.

— Что? — Сисс взглянул на него с некоторой рассеянностью. — А… сообразил он. — Нет, нет. И говорить не о чем. Это пустяк.

— Я лишь теперь узнал, почему вы оставили свою должность в генеральном штабе.

— Так, значит, теперь вам это известно? — спросил Сисс равнодушно. Он выпил свой вермут, как чай — тремя глотками. Ломтик лимона попал ему в рот. Сисс вынул его, подержал в пальцах и положил в пустую рюмку.

— Да.

— Это старая история. Вам следовало бы знать, раз уж вы за меня взялись…

— Вы принадлежите к числу людей, о которых ходят только полярно противоположные сплетни, — произнес Грегори, словно не расслышав его последних слов. — Все либо горячее, либо холодное. Ничего умеренного. Так и в этом деле. Все зависело от информатора. Могли бы вы рассказать мне сами, почему вас освободили от руководства оперативной группой?

— И объявили красным, — добавил Сисс; вопреки ожиданиям Грегори он не оживился. Сгорбившись, он вытянутой рукой опирался о балюстраду. — Чего ради говорить об этом? Занятие столь же бессмысленное, как эксгумация.

— Правда ли, что вы неопровержимо предрекали гибель человечества? спросил Грегори, понизив голос. — Для меня это крайне важно, прошу вас. Вы знаете, как люди искажают и извращают все, любую правду, любую вещь. Могли бы вы рассказать, как обстояло дело?

— Зачем это вам?

— Я хотел бы узнать… узнать еще подробнее, кто вы.

— Это такая старая история, — недовольно повторил Сисс. Он все время поглядывал сверху на танцующих. Внизу зажгли красный свет, в котором пламенели обнаженные плечи женщин. — Нет, речь шла не о гибели. Вы в самом деле хотите, чтобы я об этом рассказал?

— В самом деле.

— Настолько вас это интересует? Ну что же, это было примерно в сорок шестом году. Началась атомная гонка. Я знал, что, когда будет достигнута граница — я имею в виду максимум уничтожающей силы, — начнется развитие средств по транспортировке бомбы… То есть ракет. И здесь будет достигнут предел, то есть обе стороны станут располагать ракетами с ядерными боеголовками, и где-то возникнут хорошо замаскированные пульты с пресловутыми кнопками. Когда кнопку нажмут, ракеты взлетают. Через каких-нибудь двадцать минут наступает finis mundi ambilateralis — обоюдный конец света.

Сисс улыбался. Официант принес вино, открыл бутылку, налил несколько капель в рюмку Грегори — тот попробовал и кивнул.

Официант наполнил рюмки и удалился.

— Таково было ваше мнение в сорок шестом году? — спросил Грегори, чокаясь с Сиссом. Тот кончиком языка попробовал рубиновую жидкость, осторожно потянул, потом почти залпом выпил вино, вздохнул и с некоторым удивлением или смущением поставил рюмку на стол.

— Нет, это были только предпосылки. Гонка вооружений, однажды начавшись, не может остановиться, понимаете? Она должна продолжаться. Когда одна сторона изобретает мощную пушку, другая отвечает на это созданием более мощной брони. Пределом этого становится только столкновение, война. Поскольку в этой ситуации она означает finis mundi, гонка должна продолжаться. Однажды заданное ускорение усилий порабощает людей. Но предположим, что они достигли предела. Что остается? Мозги. Мозги командного состава. Человеческий мозг совершенствовать невозможно, поэтому необходимо и здесь перейти на механизацию. Последующая стадия автоматизированный генеральный штаб или компьютеры стратегического характера. И тут возникает чрезвычайно любопытная проблема, собственно, сразу две проблемы. Мак Кэтт обратил на это мое внимание. Во-первых, существует ли граница развития таких мозгов? Они подобны устройствам, способным играть в шахматы. Устройство, которое способно предугадать действия противника на десять ходов вперед, всегда выиграет в противоборстве с таким, которое предугадывает ходы на восемь или девять вперед. Чем предвидение глубже, тем совершеннее должен быть мозг. Это первое.

Сисс говорил все быстрее. Грегори казалось, что он забыл обо всем, даже о том, кому он это говорит. Грегори налил вина. Сисс играл рюмкой, передвигая ее по скатерти. В какой-то момент рюмка опасно наклонилась. Сисс выровнял ее и тут же снова выпил залпом. Внизу вспыхнули желтые юпитеры, мандолины заиграли гавайскую мелодию.

— Создание все больших по объему устройств для стратегических решений означает, хотим мы этого или нет, необходимость увеличения количества данных, закладываемых в мозг. Это, в свою очередь, означает возрастающее господство таких устройств над массовыми процессами в обществе. Мозг может решить, что эту пресловутую кнопку следует расположить иначе. Или что следует изменить покрой мундиров у пехотинцев. Или что необходимо увеличить производство определенного вида стали — и потребует на это кредитов. Если подобный мозг создали, нужно ему подчиняться. Если какой-нибудь парламент начнет дискутировать о том, отпустить ли на это кредиты, произойдет задержка во времени. В этот момент противная сторона может вырваться вперед. Отмена парламентских решений через какое-то время сделается неизбежной. Контроль людей за решениями электронного мозга будет сужаться по мере того, как в нем будут концентрироваться знания. Понятно ли я говорю? По обе стороны океана возникают два все разрастающихся мозга. Каково самое первое требование подобного мозга, когда в условиях все возрастающей гонки вооружений понадобится сделать следующий шаг?

— Повышение его компетенции, — вполголоса произнес Грегори. Из-под полуприкрытых век он наблюдал за Сиссом, щеки которого покрылись красными пятнами. Внизу наступила внезапная тишина, потом раздались аплодисменты. Послышалось женское пение. Юноша в смокинге поставил рядом с их столиком еще один, поменьше, официанты принесли поднос, заставленный серебряными блюдами. Появились старательно нагретые тарелки, салфетки, столовые приборы.

— Нет, — ответил Сисс. — Первое требование — это увеличение его самого, то есть увеличение мозга! А все остальное — производное.

— Одним словом, вы предвидите, что земля станет шахматной доской, а мы — пешками, которыми будут играть вечную партию два механических игрока?

Гордость сияла на лице Сисса.

— Да. Но это не предвидение. Я только делаю выводы. Первый этап подготовительного процесса близится к концу, ускорение все возрастает. Все это звучит неправдоподобно, я знаю. Но это так на самом деле. Это реально существует!