У тебя есть я - Мария Воронова

Зиганшин улыбнулся и вдруг почувствовал такой страх, что еле устоял на ногах. Внезапно его окатила волна ледяного ужаса, острой тоски оттого, что он не сможет от всего защитить это существо, так доверчиво прижавшееся к нему. Даже если воздвигнет вокруг нее вал из собственной плоти, примет на себя все удары и упадет мертвый, все равно не сможет.

Это чувство оказалось страшнее боли, оно прошило его насквозь, как молния, и что-то изменило в нем навсегда.

Выйдя из комнаты, он осторожно прикрыл дверь, спустил Свету на пол и сел на верхнюю ступеньку лестницы.

– Сейчас, малышка, переведу дух.

Голова кружилась. После первого боя он не был так потрясен, как сейчас.

– Так, одного щенка, стало быть, сбагрили, давай думать, куда остальных девать. Ах, Пусик-Пусик, что же ты натворил? – сокрушался внизу Лев Абрамович. – Разве мог дедушка подумать, что приличная детская собака способна на такие непотребства! Да и хоть бы и неприличная, но вы посмотрите, какие у него коротенькие ножки! Разве можно делать дела, имея такие ножки?

– Давай не при ребенке, – буркнул Зиганшин.

Пусик, не вынеся упреков, взбежал по лестнице и остановился рядом с ним, вывалив язык и энергично размахивая хвостом. В полумраке Зиганшину почудилась на его морде самодовольная и циничная ухмылка.

Света осторожно погладила собаку между ушей, Пусик застучал хвостом еще сильнее и хотел в избытке чувств прыгнуть девочке на плечи, но Зиганшин перехватил его, потрепал по загривку, и пес с громким топотом умчался.

Зиганшин все сидел на лестнице, не зная, как быть дальше, и Света устроилась рядышком. Он закрыл глаза и понял то, что не выразить ни словами, ни мыслями.

* * *

Совесть молчала, будто ее ампутировали, и Маргарита не призналась редактору в подлоге, а, совсем наоборот, села за компьютер и написала большую статью о творчестве Салтыкова-Щедрина так, как это мог бы сделать Костя.

«Просто я хочу отвлечься, – уговаривала она себя, – просто убить время, а показывать эту ерунду я никому не буду, а если и покажу, что с того? Редактор – опытный специалист, за много лет изучил Костин стиль, он мгновенно раскусит всю мою аферу. А я так… Все жены любят по-тихому вторгаться в личное пространство мужей. Кто читает сообщения супруга, кто спит на его половине кровати, кто носит мужнины свитера, кто пьет из его любимой чашки, а я лезу в любимую работу».

Костя в основном занимался классикой, но не оставлял без внимания и современную литературу, время от времени публикуя пространные рецензии на интересные новинки. Маргарита легко и с удовольствием продолжила бы это дело, но увы… не может человек анализировать произведения, вышедшие в свет после его смерти.

Подумав так, Маргарита чуть не отхлестала себя по щекам. «Как ты смеешь шутить над этим, бездушная психопатка! Ты потеряла самого близкого человека, который составлял смысл твоей жизни, ты обязана умирать от отчаяния, а ты сидишь и смеешься! Бездушная, беспринципная, неблагодарная дрянь!» Маргарита изо всех сил пыталась погрузить себя в черную тоску, но ничего не получалось.

Стоило хоть на секунду отвлечься от самобичевания, мысли устремлялись к житейским делам. Почему не звонит Вадим и действительно ли его вызвали с работы или это всего лишь инсценировка, чтобы не тратить вечер на общение с женщиной, которая при ближайшем рассмотрении не понравилась ему? Да, наверное, его сразил сельский шик ее брючного костюма, и бедняга быстренько поставил в телефоне будильник, или секундомер, чтобы сымитировать вызов.

Это предположение неожиданно зацепило Маргариту. Она не сердилась на кавалера за мошенничество, напротив, такой способ отшить девушку более элегантен, чем исчезнуть после поцелуев, а то и, не дай бог, секса. Тем более что она тоже не хотела встречаться с Вадимом, так что все устроилось очень даже хорошо.

Гипотеза о подстроенном телефонном звонке тревожила ее без всякой связи с поклонником. Почему-то казалось, если она додумает до конца, разгадает задачку, то поймет что-то важное, ускользающее от нее.

Но что именно и как это поможет, пока оставалось неясным.

От Вадима мысли переходили на вождение, которым Маргарита не на шутку увлеклась. Пора осваивать кольцевую автодорогу. Страшно выезжать на магистраль, но если не преодолеть себя, так и будешь кружить по подворотням.

Пусть она неумеха и недотепа, но в крайнем правом ряду найдется местечко и таким! «Ах, если бы потренироваться и стать хорошим водителем, тогда можно устроиться в такси, – ухмыльнулась Маргарита, – и любимая работа, и потребность в общении удовлетворяется. Только это невозможно, дорогая. Ты не имеешь права отвечать за чужую жизнь!»

На сорок дней Маргарита не стала никому звонить, решив, что настоящие друзья сами вспомнят последнюю дату товарища. Она тщательно прибралась в квартире, приготовила несколько салатов, буженину, пирог и навела тесто для блинов, хотя не была уверена, что они полагаются по обычаю.

Утром поехала на кладбище и по узенькой тропинке дошла до Костиного последнего пристанища. Временный памятник почти занесло снегом, на черных крестах других могил со стершимися от времени надписями лежали высокие снежные шапки, в белых кронах деревьев проблескивали алые гроздья рябин, устоявшие в морозы, и солнечные лучи обещали скорую весну. День выдался нарядным, светлым, и это, наверное, для Костиной души было хорошо.

Сняв рукавичку, Маргарита голой ладонью очистила низенькую бетонную стелу. Как хорошо, что снег укрыл грубо перекопанную, вывернутую наизнанку землю, еловый лапник и венки. И все равно выглядывают из сугроба черные кончики траурных лент.

Она разложила по холмику красные гвоздики, смахнула снег со скамеечки и села. Скамеечка была чужая, но Маргарита решила, что это ничего.

Она пристально смотрела на могилу и пыталась вызвать в душе хоть какие-нибудь чувства, хоть слабый отклик боли, но ничего не получалось.

Хотелось только поскорее уйти, и хорошо бы больше никто не пришел помянуть Костю.

Маргарита заставила себя сидеть дальше.

Минут через десять появился Давид, а вместе с ним – давешняя девушка с кафедры. Увидев Маргариту, она заносчиво вздернула подбородок, мол, попробуй только прогнать меня! Это живым он был твой, а теперь смерть разлучила вас, и он принадлежит всем.

Маргарита отвела глаза.

– Кафедра передает тебе самые искренние соболезнования, – мягко сказал Давид, положив цветы на могилу, – все хотели прийти, но сегодня рабочий день, сама понимаешь…

На узенькой скамейке еще оставалось место, Давид сел и притянул ее к себе.

Девушка с кафедры осталась стоять в отдалении, между двух высоких покосившихся крестов, и так и держала в руках свои цветы.

Зачем она пришла? Хочет получить какой-то знак свыше? Обещание встречи на том берегу? Господи, какое же, в сущности, болезненное это чувство – безответная любовь, и как жаль, что в юности понять этого нельзя…