Я прошел две войны! - Владимир Першанин

Михаил Ходырев бросил в кузов гранату. Генератор и машина вспыхнули от электрического разряда, а старший сержант едва успел отшатнуться от автоматной очереди. Я дважды выстрелил в солдата, спрыгнувшего с кузова.

Генератор и запас бензина к нему горели вместе с кузовом. Прикрываясь рукой от жара, я подобрал автомат, выдернул из подсумка запасные магазины и потянулся к часам на запястье убитого. Эта привычка забирать трофейные часы (большой дефицит в нашей стране до войны) едва не оборвала мою жизнь.

Фельдфебель, начальник передвижной электростанции, направил на меня массивный «вальтер». Этот пистолет калибра 9,0 миллиметра не давал осечек, а с расстояния трех метров опытный служака точно угодил бы в цель.

Меня спасла случайность, которая отучила хватать без оглядки трофеи. Рванул бензобак. Горящий бензин выплеснулся на фельдфебеля и отчасти мне на ноги. Пуля прошла мимо. Фельдфебель срывал с себя горевший френч, а я нажал на спуск автомата.

Смерть, едва не настигшая меня, так ударила по нервам, что я выпустил в немца остаток магазина и застыл, глядя на свои горящие сапоги. Боль привела меня в чувство, а Михаил Ходырев помог потушить огонь.

Мы понесли в том бою большие потери. Бойцы из первого батальона угодили под огонь счетверенной зенитно-пулеметной установки. Расчет нес ночное дежурство, и застать зенитчиков врасплох не удалось.

Четыре скорострельных пулемета МГ-15 обрушили град трассирующих пуль и в течение считаных минут скосили более десятка бойцов штурмового взвода. Его командир, младший лейтенант, попытался бросить гранату, но тоже был убит. Зенитная установка буквально изрешетила расчет нашего лучшего пулеметчика Захара Антюфеева, который пытался подавить ее. Старший сержант и оба его помощника лежали возле исхлестанного пулями «максима» с разорванным кожухом. Установку уничтожили двое бойцов. Они зашли с тыла и бросили несколько гранат.

Легкий танк Т-38, находившийся на окраине села, тоже нанес немалые потери. Он был хорошо замаскирован и ударил сразу из двух пулеметов и 37-миллиметровой пушки.

Расчет нашей «сорокапятки» не успел развернуть свою пушку и угодил под снаряд. Орудие было повреждено, половина расчета выбита. Но командир «сорокапятки» сумел всадить бронебойный снаряд в ведущее зубчатое колесо и разорвать гусеницу.

Чешский танк Т-38 добил нашу единственную пушку, из расчета уцелели всего два человека. Лейтенант Дейнека вместе с ординарцем вскочили на корму танка и стали стрелять в смотровые щели. Когда немецкие танкисты попытались открыть люк и оказать сопротивление, Валентин Дейнека в упор выпустил остаток обоймы, а затем бросил внутрь машины гранату.

Бой длился до рассвета. Можно сказать, что он прошел успешно, хотя мы потеряли около пятидесяти человек погибшими. Был убит в числе других командир первого батальона, один из самых опытных офицеров в полку, майор Крайнюк Игнат Пахомович. Наша рота лишилась самого надежного пулеметного расчета во главе со старшим сержантом Захаром Антюфеевым, с которым я служил вместе с тридцать девятого года.

Мы оставили позади горящие немецкие машины и три танка, десятки трупов немецких солдат и офицеров. Захватили довольно большое количество трофейного оружия, боеприпасов, продовольствия и медикаментов.

Однако допустили непростительную ошибку – слишком долго задержались в селе. По дороге нас догнали два легких бомбардировщика «Хеншель-123», а затем два «мессершмита». Хотя мы уходили по лесной дороге, летчики получили приказ не выпускать русскую воинскую часть, разгромившую штаб немецкого полка. Они снижались до полутора сотен метров и ожесточенно бомбили, а затем обстреливали нас из многочисленных пулеметов и авиапушек.

Мы несли большие потери, гибли раненые, которых не смогли укрыть от огня с неба. Самолеты преследовали нас до вечера, а на следующий день мы приняли бой с батальоном военной полиции и несколькими подразделениями поменьше.

Остатки полка прорвались и ушли от преследования. Но многие втихомолку переговаривались, что зря мы раздразнили немцев. Услышав, как недовольно высказывается один из командиров, майор Козырев сорвал с него капитанские «шпалы» и едва не расстрелял на месте.

– Спокойно прожить хотел? Идет война, и наш долг сражаться, а ты панику разводишь.

Мы соединились с нашими войсками в начале сентября. Запомнилось, что нас было немногим более ста пятидесяти человек, включая бойцов и командиров, примкнувших к нашему полку во время выхода из окружения. По-разному встречали такие подразделения. Бывало, и расформировывали, разжаловали командиров.

Нам, можно сказать, повезло. Сыграли свою роль документы, захваченные в разгромленном немецком штабе: оперативные карты, удостоверения личности офицеров, среди которых были два подполковника. Произвело впечатление и многочисленное трофейное оружие, которое наглядно доказывало, что мы не отсиживались, а воевали.

Будет преувеличением сказать, что встретили нас тепло. Неудачное начало войны, большое количество бойцов и командиров, попавших в плен (а может, сдавшихся добровольно?), порождали недоверие.

Наш полк вышел из окружения со своим знаменем, партийными документами, мы сумели доказать, что неплохо воевали. Но какое-то время судьба полка висела на волоске.

Кто-то из наших командиров неосторожно обмолвился о дезертирах, которых хватало в сорок первом году с избытком. За это крепко уцепилось Политуправление. Командиров обвиняли в развале дисциплины и, как пример, тыкали в глаза, что из трех тысяч личного состава полка осталось немногим более ста человек (остальные пятьдесят наших товарищей были из других подразделений).

Нас дергали на допросы, воспитательные беседы, пока не нашелся боевой генерал, который обошел наши землянки, поглядел на оборванных, изможденных бойцов и поговорил по душам с полковником Усольцевым. Вывод был сделан следующий:

– Хватит людей мурыжить! На переднем крае ополченцы воюют, а здесь готовый костяк полка или бригады. Дайте людям отдохнуть и срочно формируйте полноценный полк.

Но недоверие к окруженцам все же играло свою роль. Полковника Усольцева прочили на должность командира дивизии, но оставили командовать полком. Майора Козырева хотели поставить во главе вновь формируемого стрелкового полка, но тоже передумали.

– Пусть докажет свои боевые качества на прежней должности.

У нас имелись опытные, прошедшие жестокие бои командиры. Но первым и вторым батальоном назначили командовать офицеров из резерва. Новые люди пришли на должности комиссара и заместителя командира полка по тылу.

Впрочем, меня это касалось мало. Я принимал людей в свою восьмую роту. Вернее – мы со старшим политруком Аркадием Раскиным. Он изо всех сил старался доказать свою старательность, снова сколотил «политкоманду» в лице младшего политрука, парторга, комсорга, ротного агитатора. Регулярно выпускались боевые листки, проводились многочисленные собрания и митинги.