Тайное становится явным - Сергей Зверев

– Два дня осталось, – проворчал Шарапов, тяжело переваливаясь на бок. Кровать протяжно застонала, – ох, е-мое…

– И три ночи. Не дождемся, – эхом отозвался Зарецкий, – подохнем. А так хочется скорее заняться любимым делом… Извелся я за полгода.

– У тебя какая специальность? – спросил Терех.

– Радиорелейные линии связи… Подключение к промежуточным станциям, ретрансляторам. Технические диверсии, сбор информации. Возможность подсоединения к аппаратуре, формирующей сигналы для передачи. Словом, весь спектр о «релейках», вплоть до физического захвата ретранслятора и перенацеливания его работы.

– А не устарело ли твое направление? – скептически хмыкнул Терех.

Зарецкий обиженно засопел.

– В России, друг мой, никогда не устареют такие вещи. А что касается масштабного применения моей специальности, – голос Зарецкого отвердел и обрел надменное звучание, – то радиорелейные линии, к твоему сведению, успешно действуют и в космическом пространстве. По существу, система передачи связи через искусственный спутник Земли – это та же «радиорелейка», у которой есть единственный ретранслятор – на спутнике, что существенно облегчает работу. Если, конечно, разбираешься в ней, а не так, как свинья в апельсинах.

– Есть мнение, что подключение к вражескому спутнику невозможно, – подал голос Брянцев.

– Есть и другое, – проворчал Зарецкий, над тем и трудимся.

Развивать тему он постеснялся. Вероятно, не был уполномочен.

– А ты, Антон, чем занимаешься? – спросила Олеся.

– Захватом скважин, – похвастался Антон так быстро, как будто ожидал этого вопроса, – стремимся седлать погружные насосы, зону турбобура, задвижки, минировать все это дело и не уходить, покуда не поступит приказ.

– А не поступит – быть готовым умереть, – встрепенулся Брянцев, – но в рабочем виде месторождение не отдавать. У меня похожая специализация. Только более узкая – организация и проведение взрывных работ. Месторождение опутывается скважинами – шпурами – с электровзрывателями. Когда политики не договариваются, а спецназ наглеет, старший посылает импульс на детонатор. Взрывная волна – семь километров в секунду. Все. Труба. Опустошение – полное. Убытки – колоссальные.

– Круто, – швыркнул носом Шарапов. – А я мелкий и хитрый комбинатор. Так, мышь серая. Мне нет нужды захватывать буровую и класть сотню парней. Я ж не идиот. Я тихо взламываю файлы министерства нефтяной промышленности интересующего меня государства, нахожу свой объект, блокирую нужный участок, отрезаю трубопровод, останавливаю нефтеперегонный комбинат под предлогом зашкального перегрева линии переработки нефти и иду пить пиво. А те ребята пусть решают. Либо условия слушают, либо ведрами отчерпывают.

Кто-то засмеялся.

– Олеся, твоя очередь, – сказал Брянцев.

– Я неплохо разбираюсь… в финансовых махинациях, – тихо и немного застенчиво проговорила Олеся. – Нет, не думайте, что я какая-то авантюристка с большой дороги. Деньги как таковые меня не интересуют. Просто… я могу разобраться в финансовой афере, совершить «подставу» с кредитованием, наладить денежный поток… После института работала с ценными бумагами… водила знакомства с инвесторами из «ТМС-констракшн»… Не раз имела дело с американскими депозитарными расписками – они по этим бумажкам наши предприятия «прихватизировали»…

– С фальшивопечатанием знакома, – ухмыльнувшись, продолжил Терех.

– Да нет, – Олеся словно подавилась. Обескураженно помолчала. – В ассигнациях я не светоч… Антон, ты угнетаешь мою психику. У тебя аура нехорошая, я давно подметила. Ну чего ты подкалываешь?

Терех, не смутившись, гоготнул:

– Это скрытые раздражители во мне, Олеся. Зомбирующий вариант. Любого, кто с А. Терехом общается, преследует чувство давящего, меланхоличного недоумения, переходящее в тошноту и ненависть. А затем и в полную утрату психозащиты. Ладно, извини. Шучу я так.

Он не шутил. От Антона исходили на редкость гнетущие импульсы. Когда он останавливал на мне свои зеленые глаза, я почти физически ощущала: невидимые иглы впиваются в мозг. Опускаются руки. И ноги отказывают. Неприятное это ощущеньице. Так откачивают энергию из тела, переводя к тому, кто в ней нуждается. Возможно, Антон и не виноват. Стоит поинтересоваться на досуге: не случился ли он часом седьмым сыном от седьмого сына, раз вырос таким ярко выраженным вампиром?

– Нинка, а ну давай колись, – прокряхтел Шарапов.

Вот так и подходит наша история… к началу.

– Работа с агентами, – бухнула я.

– Это как? – удивился народ.

– А вот так, – бухнула я. – Каждый делает то, что может, а не то, что не может. В технике я ни бум-бум, в войне не шарашу, в боевых искусствах не Копенгаген. В науках умных подавно не профессор. Зато психологией больна с детства. Где стырить, кого объегорить. Меня и раскручивать стали по этому направлению. Три типа личности, десять способов вербовки. Фрейд, Шопенгауэр, Кацлер. А ну, кому провести тест на мотивацию?

– Она с Александром Николаевичем работала, – пробурчал в подушку Зарецкий.

Народ безмолвствовал. Тему исчерпали, слава богу… Почувствовав глубокое облегчение, сравнимое с облегчением от диареи, я тоже уткнулась носом в подушку (последние, кстати, в здешних заведениях очень худосочные, ни пуха, ни пера, сплошной ватин, спрессованный в лепешку десятками голов. Наверное, чтоб не расслаблялись).

Моя вводная оказала на курсантов усыпляющее воздействие. Прошло несколько минут, никто не разговаривал. На дальнем краю спального пространства, стеная из-за ободранных боков, ворочался Шарапов. Там же кто-то храпел, издавая на выдохе загадочное «тс-с-с…» «А ведь скоро закончится для них привольная лафа, – внезапно подумала я. – Это сейчас они приезжают сюда раз в полгода и две недели, можно сказать, отдыхают от ненавистного мира. Но какие из них диверсанты, если раз в полгода? Утренний кросс показывает: они еще не бойцы. Рано или поздно операция перейдет в решающую фазу. И тогда шесть тысяч парней и девчат надолго переселятся на базы, аналогичные этой, и начнется активное закрепление пройденного материала, дабы в недалеком будущем начать применять его не на «кошках», а на людях…

И еще одна очень своевременная и интересная мысль пришла мне в голову. Я догадалась. Если Пургин что-то замышляет, то это «что-то» должно произойти в течение ближайших двух суток. Либо первого, либо второго августа. Человек «Бастиона» не может ждать дольше трех дней. Когда закончится общая подготовка и начнется «специализация», его обман обязательно раскроется – он выдаст себя с потрохами, потому что никакой он не спец. Он сколь угодно может болтать в нашем нынешнем кругу – его слова никто не проверит, да и кто станет – какие основания ему не верить? Но что он запоет в дальнейшем? И что запою я – совершенно не представляя, в чем суть «индивидуальных качеств» некой Нины Борисовны Царицыной, которую я и в глаза-то никогда не видела (а уже навесила на нее разных «психологических» собак). На что рассчитываю?