там, где были припаркованы яхты местных нуворишей и стояли пару бестолковых кафе. Воздух сгущался, воздух был напоен грозой. «Может, пронесет»,– мелькнула во мне спасительная мысль. На тот момент я уже не очень понимал, что может быть для меня спасением. Чуток отвлекся и вздрогнул, увидев себя с чашкой кофе в правой руке: я не помнил, чтобы я покупал ее. Наверное, это произошло на автомате, когда я загляделся на кофейню через пару – тройку метров от меня. Плохо. Светлые всегда практикуют осознанность. Мы всегда должны знать, что и откуда взялось. Ничто не должно быть скрытым за завесой тумана: ни действия противника, ни наши собственные. Ничего не начиналось. Ничего, кроме моего предчувствия. Небо выглядело чистым, лишь пара облачков на горизонте. Никаких черных туч. Ничего, как водится, не предвещало. Я был свободен. Полон сил. Я мог сокрушить любого врага. Я начал подтягивать нити реальности, чтобы понять, где именно находятся темные. Я не думаю, что я был их конечной целью – я не был того уровня, чтобы ставить меня как конечную цель, по крайней мере мне хотелось так думать. Несомненно одно – я был тем, кто им мешал. Определенно, мешал. Был, как кость в горле. Камушек в ботинке. Пенка на молоке в детском садике, которую фюрер-воспитатель заставляет съесть перед лицом всех твоих друганов. Они хотели меня убрать. На всех линиях реальности маячила моя смерть. Убрать, чтобы что? Чтобы что? Я не знал их конечную цель, поэтому не мог опережать их на полшага вперед. Но небо знало. Небо знало. Оставалось отдаться на его волю, отключить мозги, включить интуицию. Я поднял глаза вверх. Я стоял под этим небом: глупый, беззащитный. Тупо пытающийся всех спасти, стоя на краю собственной гибели. Рядом со мной на ветку сел воробей и отчаянно зачирикал, глядя на меня. Я бы сказал: «Не рожаешь, не ори»,– но он чирикал так истошно, как будто рожал. Я посмотрел на него еще раз, и вдруг меня осенило: это и был знак, о том, что там, наверху, в курсе моих дел, и мне помогут. Воробей – единственная птица, которая видела Его распятие, и я ему доверял. Ободренный, я вышел перед каким то советским памятником спортсменов и увидел внутренним зрением, как по нитям реальности побежали черные шары. Они были похожи на сгустки ртути – такие же подвижные, вертлявые, живучие и ползучие гады. Я видел, куда они все слетались. Буквально в тридцати метрах от меня на более старых слоях реальности было что-то вроде котлована. Именно туда слетались все эти шары. Видимо, готовился взрыв. Я посмотрел на мощность. Взрыв такой силы, который способен похоронить под собой все Сочи и захватить Краснодар. Мне было не совсем понятно, а на фига. «На фига? Ты хочешь знать? Ты отдаешь нам всю свою силу, а мы оставляем всех этих людей жить», – четко сказал ледяной голос примерно в метре от меня. Я судорожно оглянулся. Обычным зрением невозможно было разглядеть кого-то рядом со мной, рядом было пусто. Я посмотрел глазами души, немедленно увидел его и все мое тело пронзила дрожь от омерзения. «Что, не нравится?», – усмехнулся тот, чье тело составляли щупальцы, шипы, бородавки, на чьем лице было несколько маленьких глаз, а тот, что был в центре лба, со слепым бельмом, источал холод и смерть,– «Привыкай, скоро ты будешь у нас». «Да не бывать этому!»,– с омерзением вырвалось у меня. «Тогда все эти люди погибнут»,– хмыкнуло то, что не имело рода и возраста. И растворилось в тридцати метрах от меня, там, где сгущалась тьма. Отличная дилемма – отдать силу и спасти людей, тем самым убив себя, либо оставить, принять бой, и, скорее всего, тоже погибнуть. Они умеют шантажировать и искушать, искажать в свою угоду реальность, всегда умели. Безвыходное положение – это их конек. Сделать так, чтобы человек почувствовал себя в тупике, заметался между стенок клетки, прижать его в углу, заставить дрожать – это было их целью всегда, во все века. И, надо сказать, они не плохо справлялись. Не на того нарвались. Я был прост, прост как картошка. Картошка не может бояться, не умеет. Картошка не может цепенеть от страха. Ее губы не могут побелеть от ужаса предстоящих перспектив. Все, что она умеет – это расти и приносить свои плоды. Да, не манго, но однако ж от голода спасла всех во время ВОВ. Я мог бороться. Просто сражаться, не думая ни о чем. Я посмотрел на воробья. Он коротко чирикнул. Явно, одобрял. Я начал закрывать свое тело золотыми доспехами, смотрел, чтобы нигде не осталось ни одного зазора. Все происходило на виртуальном уровне, я мог только контролировать взглядом, как доспехи автоматически защелкивались на мне. Свет и сияние исходило от них – подарок небес. Всегда ими гордился: не у каждого светлого такие были. А у меня да. Есть в жизни приятные моменты, как ни крути. Я почти полностью облачился, как услышал шорох. Шорох Её платья. Она висела в воздухе в паре метров от меня, ноги Её не касались земли. Она смотрела на меня печальным и тоскующим взором и делала какие-то странные жесты вокруг моей головы. «Благословляет», – догадался я и сквозь щемящую боль, разрывающую мою грудь, улыбнулся Ей. Она улыбнулась мне в ответ.
Вдруг я услышал шелест, такой, звук такой приглушенной частой упругой барабанной дроби, как будто бегут сотни тысяч маленьких лапок. И я увидел их. Полчища насекомых: жуков, сороконожек, пауков наводнили Курортный проспект и все близлежащие улицы. Я посмотрел внутренним взором – они все сползались именно к той точке, где был котлован. Разумеется, никто, кроме меня не видел эти полчища насекомых: они были сделаны из сгустков тьмы. Ничего более отвратительного, наверное, за всю мою недолгую жизнь я не видел: пауки налезали на жуков, жуки на сороконожек – эти твари явно торопились к месту взрыва. Я быстро пролистал в своей голове хроники самых масштабных сражений между светлыми и теми, кого выбрала тьма – ничего подобного перед сражениями не случалось. Не взрывчатку же они торопятся заложить, в самом деле»,– раздраженно подумал я, -«думай, дуболом, думай»,– подгонял я свое охреневшее сознание, надеясь выудить хоть одну светлую мысль, которая бы помогла мне понять, как действовать дальше. В моей голове было пусто. Я почувствовал на себе очень внимательный взгляд черных глазок-бусинок. Я оглянулся: воробей все так же сидел на ветке и внимательно, мне даже показалось, насмешливо, смотрел
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!