Геополитические шахматы. Искусство побеждать без войны - Гурия Мурклинская

4. «Столкновение цивилизаций», понятия «оси зла» и «стран-изгоев» – отныне именно эти новые штампы информационно-идеологической (психологической) войны стали использоваться как для мобилизации союзников, так и для давления на страны и народы, чьи лидеры оказались не готовы взять на себя роли, прописанные для них в новом мировом сценарии.

5. Парадокс ситуации в том, что распространение и поддержка контролируемой исламской террористической сети в ключевых регионах мира пока выгодны Америке, поскольку сплачивает вокруг нее все государства, которым угрожает терроризм, а главное – именно наличие этой террористической сети и контроль над ней дают США формальный повод к войне с нефтяными государствами.

6. Страх перед расправой со стороны США и есть на самом деле истинный смысл и мотивация современной блоковой политики.

У. Применение США и НАТО моделей кризисного поведения против как исламских, так и православно-христианских народов при том, что явным инициатором конфликтов были сами США, говорит о том, что современная история по-прежнему делается сильными государствами против слабых, а целью этой политики является достижение единоличного мирового господства для одного государства.

8. Таким образом, мы можем говорить о том, что уже как минимум два десятилетия США и их союзники активно используют «исламский» терроризм и «исламский» политический экстремизм как инструменты собственной геополитической игры.

9. Военная и экономическая слабость, деморализованность общества, как неготовность его к мобилизации и совместному отпору внешней агрессии, являются причинами, по которым Запад выбирает в качестве потенциальных жертв те или иные государства и народы.

С разрушением единого культурного пространства СССР тот факт, что Северный Кавказ и его крайний южный регион – Дагестан – находятся на стыке культур: западной, арабо-мусульманской и православной, стал особенно ощутим. Именно по этой линии, которую еще называют «дугой нестабильности», проходит полоса тектонических процессов, связанных с новым переделом мира.

Мы же говорили выше о том, что многие положения и выводы теории Хантингтона являются по большей части идеологическим обоснованием заданного агрессивно-экспансионистского курса американской внешней политики. Мировая история свидетельствует о том, что «в течение тринадцати столетий соприкосновения Европы и исламского мира они не только воевали друг с другом. Между европейцами и мусульманами поддерживались дипломатические отношения и даже заключались военные союзы, в том числе и против собственных единоверцев, осуществлялась торговля и происходил обмен идеями.

Для Северного Кавказа, многонационального и многоконфессионального, религиозная терпимость во все времена была главной гарантией выживания.

«Войну в Чечне некоторые российские исследователи характеризуют как носившую «уголовно-освободительный» характер, кризис на Кипре стал, в конечном счете, следствием попытки свержения Президента Макариоса, предпринятой греческой экстремистской организацией "ЭОКА-Б", боснийский конфликт, в котором, кстати, мусульмане выступали в союзе с католиками-хорватами, был порожден не религиозной нетерпимостью, а национализмом»[117].

В отличие от западного протестантско-католического противостояния с исламским миром, у России и ее мусульманских народов на протяжении долгого периода совместного развития сложились особые «симбиозные» отношения в экономике, политике, культурно-религиозном плане. В течение веков российское православие и ислам, формируясь в замкнутом мире единого государственного пространства как параллельные, взаимно влияющие друг на друга структуры, совместно образовали сильные несущие идеологические государствообразующие конструкции, позволившие России в любых предшествовавших войнах и потрясениях сохранять монолитность и устойчивость.

В дагестанском обществе все сильнее ощущается необходимость выработки общих ценностных и политических ориентиров для всех народов России. Вот что пишет, например, газета «Дагестанская правда»:

«Мы живем в плюралистическом обществе, где сосуществуют разные взгляды, мнения, точки зрения. Но для страны жизненно важно наличие неких общих для всех, принимаемых всеми россиянами ценностей. Сейчас в России нет таких духовных вещей, которые бы объединяли, сплачивали все ее население. Скажем, в не столь уж далеком прошлом бытовало такое явление, как советский народ. Это была не идеологическая фикция, которую вдалбливали в умы людей партийные агитаторы и пропагандисты. Такая историческая общность существовала, она и предопределила исход Великой Отечественной войны.

Мне кажется, и сейчас во всех российских гражданах, независимо от их национальностей и религиозных убеждений, необходимо культивировать сознание и чувство того, что мы единый российский народ с общей исторической судьбой. Я полагаю, что огромное политическое значение этого фактора, фактора сплочения россиян в нашем разделившемся на богатое меньшинство и бедное большинство обществе, явно недооценивается и государственными деятелями, и учеными, и СМИ.

У Российского государства имеются две несущие конструкции, две политические основы. Это христианство и мусульманство. Если одна из этих конструкций не станет работать, если один из этих устоев обломится, то с нашей страной может произойти такая же трагедия, которая недавно случилась в московском аквапарке. В многонациональной стране нельзя противопоставлять друг другу, сталкивать разные религии. Шельмовать и охаивать ислам в стране, где живет около 20 миллионов мусульман, – это значит разрушать фундамент Российского государства. И когда мы ведем речь о возможных религиозных мотивациях современного терроризма, нельзя возлагать ответственность за его существование только на ислам.

В государственной политике необходимо четкой гранью отделять традиционный ислам от религиозного экстремизма, который драпируется в исламские верования»[118].

Осознают необходимость дальнейшего диалога и православные: «Каждая мировая религия претендует на обладание всей полнотой божественного откровения, каждая опирается на свой вероучительный фундамент, который невозможно сдвинуть ни на миллиметр. Вопрос о том, какой именно путь приводит к вечности Божией, может решаться только в этой вечности, за пределами земного существования. Однако здесь, на земле, во временном бытие, сотрудничество между Православием и Исламом оказывается не просто возможным, но – насущно необходимым. И, как это ни парадоксально звучит, именно яркая несовместимость наших вероучений, практическая нереальность взаимных миссий является одной из главных предпосылок такого сотрудничества (выделено мной. – Авт.)»[119].