Запас прочности - Леонид Сергеевич Соболев

она зловеще проплыла у самой кормы. А Егоров спустился в кубрик и стаскивал с себя мокрую робу. За это время на корме очистили винт. Егоров услышал, как загудел дизель. Корабль вздрогнул, стал на ровный киль и, как вольная птица, заскользил по рыхлой волне.

Егоров лег на койку. О пережитом он не думал. Ему просто хотелось отдохнуть, вытянуть уставшее тело, положить обожженную голову на прохладную подушку.

Глухо рокотало море, гудел дизель, кто-то пробежал по палубе. Раздался гулкий выстрел, за ним второй, и тяжелый взрыв ударил в днище корабля. Это взлетела на воздух мина.

К вечеру тральщик вернулся на базу.

…На следующий день, в воскресенье, когда корабли стояли в базе, комсорг дивизиона боцман Губа вывесил на стене дота «боевой листок». В нем отмечался смелый поступок Егорова.

После обеда, в увольнительный час, за Егоровым зашли дружки из портовых мастерских. Они еще ничего не знали о том, что произошло на тральщике в море. Это были веселые мастеровые ребята, с которыми Егоров частенько бывал вместе в увольнении.

— Айда в город, и в парикмахерскую зайдем! — пригласили они. Но Егоров неожиданно отказался.

— Да ты что? В газете тебя продраили, что ли? — удивился один из них и подошел к «боевому листку», висевшему на стене.

Егоров вдруг повернулся к друзьям спиной и медленно пошел к себе на тральщик.

2. Первая мина

Тральщик прибыл на отдаленный рейд перед наступлением сумерек. Дробно загрохотала якорь-цепь, и корабль, потеряв ход, закачался на собственной волне. Солнце уже не согревало палубы и надстройки, жидкие лучи его блестели только на верхушках мачт. Затем и они растаяли.

Старшина 2-й статьи Антонов стоял на юте корабля и смотрел на потемневшее суровое море.

— Где-то недалеко минное поле, — подумал он. — Завтра утром тральщик выходит на траление, и завтра же мне придется в первый раз подрывать мины.

Антонов давно уже ожидал, когда наступит этот день, и то, что предстояло завтра, и тревожило и радовало его. Радовало, что станет полноценным классным минером, а волновался он потому, что было страшно. Порой он сомневался в своих силах, и его охватывала нерешительность. Беспокоила ответственность за своих товарищей, ведь подрывать мину он пойдет не один — шестеро гребцов и подручный минер будут помогать ему. Профессия минера требовала от него уверенных и смелых действий, выдержки и мужества.

До утра было еще далеко, и Антонов прошагал по палубе, мимо обреза с водой, у которого курили матросы, сел на банку и задумался. Было тихо, чуть слышно шумела волна за бортом, да из кубрика доносились звуки баяна. Мотив был знакомый, и слова наплывали, как волны:

…На Малахов курган

Опустился туман,

В эту ночь мы на пристань пришли

Проводить корабли…

Напевная мелодия вальса, тишина отдаленного рейда, одинокий корабль под огромным небом, море и безлюдный пустынный берег — все это настраивало на мечтательный лад и невольно отвлекало от настойчивых мыслей о завтрашнем дне.

Совсем уже стемнело, когда на юте появился мичман Рябец. Заметив Антонова, он сел рядом с ним, достал кисет и принялся скручивать цигарку.

— Угости огоньком, старшина!

Антонов зажег спичку и искоса посмотрел на Рябца. Даже в полутьме он разглядел добродушно-хитроватую улыбку мичмана. Рябец напоминал ему колхозного бухгалтера из какого-то кинофильма. А между тем мичман за годы траления подорвал и разоружил более сотни мин. У него была нелегкая тревожная работа. Но мичман всегда оставался жизнерадостным, знал цену соленой шутки и любил в свободное время покалякать с матросами.

Рябец выпустил облако курчавого дыма. Он курил особый крепкий сухумский табак, который держал в резиновом кисете: «Не намокнет, если ко дну буду идти», — шутил он. Но своим ароматным табаком он угощал редко. Только в случаях крайнего расположения, желая поощрить отличившегося матроса.

Рябец затянулся — видно было, что курил он с удовольствием, — и только после этого снова заговорил с Антоновым. В прошлый выходной день они вместе были в цирке.

— Помнишь, как ловко крутился на трапеции под самым куполом артист? Это вроде как на грот-мачте во время шторма работать. Большая для этого тренировка нужна и смелость. Постарайся и ты, старшина, взять себя в руки. А если будешь каждый раз переживать — минера из тебя не выйдет. Специальностью ты овладел, а мужество в нашем деле — это действовать так, как будто ты и не боишься! Надо не отступать перед миной, хоть тебе и будет иногда страшновато. И не теряйся! Есть такая двенадцатая заповедь во флоте. Вспомни, как на тралении в Феодосии матрос Егоров не растерялся, бросился к горящему на мине фитилю и этим спас и корабль и своих товарищей.

После разговора с мичманом Антонов отправился в кубрик и, укладываясь спать, как будто успокоился. Но не думать о завтрашнем дне не мог. Долго ворочался и уснул тревожно и некрепко.

А Рябец выкурил на ночь еще одну цигарку, вспоминая, как он сам, много лет тому назад, пришел на флот таким же вот юнцом. И как в первый год службы на корабле посылали его любители пошутить — старослужащие матросы — на камбуз за жареными шпигатами[21]. Это был арсенал грубых шуток времен двадцатых годов, когда в ходу были такие словечки как «сачок», «салага» и другие «марсофлотские» обороты речи, о которых сейчас не имеют понятия молодые матросы.

На следующее утро Николай Антонов поднялся до побудки. Розовый рассвет еще только теплился на востоке, вахтенные поеживались от предутреннего холодка. На Антонова никто не обращал внимания, ведь у каждого свои заботы и дела, но Николаю казалось, что все только и смотрят на него. Знают, наверное, о том, что у него сегодня особенный день. Вчера мичман Рябец на прощание сказал ему, что первая мина, как и первая любовь, на всю жизнь останется в памяти человека. Какой-то будет сегодня его первая мина? Как пройдет траление?

А день начинался по-обыкновенному. Сразу же после завтрака тральщик снялся с якоря и перешел в заданный район. По команде с мостика поставили трал. Когда подсекли первую мину и она, отброшенная кильватерной струей, грузно покачиваясь, уплывала за кормой, Антонов ожидал, что вот сейчас ему прикажут идти на шлюпке. Но спустили шестерку, и на ней отправился мичман Рябец. оказалось, что с Антоновым должен пойти обеспечивающим командир боевой части лейтенант Рева. Но он был занят на мостике.

Вскоре затралили вторую мину, и Антонову теперь казалось, что о нем совершенно позабыли,