Две жизни Лидии Бёрд - Джози Силвер

– Я не должен. – Он закрывает глаза ладонью и трясет головой. – Это ни одному из нас не поможет.

Меня его слова ранят. Наша дружба подобна маленькой деревянной лодочке, которую с самого дня несчастья швыряют штормовые волны, колотя по ней гневом, горем и бесконечным разочарованием. Иногда мы взлетаем на гребень волны, хватаясь друг за друга, а иногда нас увлекает в пучину, и остается лишь гадать, не лучше ли выбросить другого за борт. Не единственный ли это способ выжить? Сегодня ночью, кажется, Джона принял окончательное решение и сделал свой выбор: его лодка не доберется до суши, неся на борту нас обоих.

– Прости, – шепчет он.

Джона понимает: мне нелегко это слышать.

– Может, ты и прав, – вздыхаю я, плотнее запахивая халат на своем заледеневшем теле.

Из дома на другой стороне улицы люди выплескиваются на тротуар, горят бенгальские огни, все поют и хохочут, мой кот пользуется случаем, чтобы выскочить из дома и удрать в более приятное место.

– Я должен уйти, – шепчет Джона, и взгляд у него пустой.

Он кажется больным, как будто его вот-вот вырвет. Он идет прочь сначала медленно, затем трусцой и вот уже мчится со всех ног, изо всех сил увеличивая расстояние между нами.

Я возвращаюсь в полутемный дом, в свою тихую одинокую прихожую, сажусь на нижнюю ступень лестницы, прислонившись затылком к стене. Уже девять месяцев прошло после смерти Фредди. За эти месяцы я могла выносить совершенно новое существо. Но не сделала этого. Наоборот, я потеряла свое любимое существо и теперь, в качестве неизбежного следствия, потеряла еще и одного из самых старых друзей.

Четверг, 3 января

Я отсиживаюсь дома, а родным вру, что отравилась чем-то и у меня желудочная инфекция, чтобы они не надумали навещать. Как правило, это их не удерживает, но Элли приходится осторожничать из-за малыша, а мама и тетя Джун начали свой обычный новогодний цикл развлечений. Они и меня пытались заманить с собой, так что пришлось прибегнуть ко лжи: не хотела болтаться с ними по разным спа-салонам, запоздало празднуя Рождество.

В последние несколько дней я отчаянно тосковала по Фредди. Те часы, когда вижу его, волшебны, но я еще острее ощущаю его отсутствие здесь, в долгие часы бодрствования. Сейчас только половина девятого утра, едва светает. Я намерена заставить себя заняться собой. Принимаю душ, разогреваю какой-то суп, смотрю последние праздничные программы по телевизору. Я бездельничаю с момента наступления Нового года, потому что не желаю взять себя в руки. Я достаточно честна, чтобы признать: мне просто необходимо было эмоционально упасть. Это своеобразная реакция на возбуждение Нового года, но это не может продолжаться слишком долго. Нужно подготовиться к работе, к жизни, к понедельнику, так что необходимо привести себя в порядок, поесть, может быть, даже постирать и включить пылесос… Я только что пыталась позвонить Элли. Она не ответила. В последнюю пару дней ее донимает утренняя тошнота, и она, скорее всего, еще спит.

Сажусь в угол дивана и прижимаю колени к груди. Я не осмеливаюсь позвонить Джоне, только не после того, как мы расстались в канун Нового года. Он был прав, я понимаю: ни ему, ни мне не поможет, если мы будем топтаться рядом друг с другом. И если честно, я не знаю, изменится ли это когда-нибудь. Эта мысль заставляет меня устало прижаться подбородком к коленям. Ничего не исправить. Я совершенно одинока. Мой взгляд останавливается на пузырьке с пилюлями на полке, и мое решение провести день продуктивно испаряется, потому что существует некое место, куда я могу сбежать, где не буду так одинока.

Четверг, 3 января

Это не наша кровать. Не наша спальня. Я лежу совершенно неподвижно в сером утреннем полусвете, мой взгляд скользит по лепным розам на высоком потолке над нами, по длинным шелковым гардинам на окне… Фредди распластался на подушках рядом со мной, одной рукой прикрывает лицо – он часто так делает во сне. Я не спеша рассматриваю его в этом слабом свете: он дышит ровно, его рот слегка приоткрыт, глаза под веками движутся; интересно, что ему снится…

Где это мы? Я никогда прежде не видела эту элегантную комнату. Она слишком великолепна, чтобы быть спальней для гостей у кого-то из наших знакомых. Для начала здесь нет мебели из «ИКЕА». Это какой-то отель, я уверена.

Мои ноги погружаются в ковер, когда я выскальзываю из кровати и иду к окну, глянуть в щель между гардинами. А потом все свое тело в пижаме подталкиваю к окну за этими занавесками, чтобы лучше все рассмотреть, – и слегка задыхаюсь от изумления. Снаружи идет снег, летят крупные снежинки, и это, безусловно, Париж. Конечно, это он… Боже, город прекрасен, как на открытках! Мое дыхание касается холодного стекла, затуманивая его, я вижу людей на улице, и, не успев подумать, уже бегаю по комнате, собирая свою одежду, чтобы выскочить наружу. Я явно подготовилась к зимним каникулам: у двери обнаруживаю свои теплые ботинки и куртку и, прежде чем тихо выйти из комнаты, обматываю шею шарфом Фредди. Его запах тут же заполняет мою голову, когда я прижимаюсь лицом к мягкой шерсти. На секунду я замираю в коридоре и просто вдыхаю его. Запах Фредди уже выветрился почти из всех вещей, которые есть у меня в реальном мире, но этот шарф отчетливо пахнет его гелем для душа и лосьоном после бритья, как будто любимый стоит рядом со мной. Я едва справляюсь с собой. Заставляю свои ноги шагнуть в противоположном направлении, потому что они хотят увлечь меня обратно в номер отеля, назад к Фредди. Я твержу себе, что он по-прежнему будет там, когда я вернусь. Мне теперь известно, как все это работает. Я сплю, но раз уж мы в Париже, то я намерена насладиться каждым мгновением.

Отель, похоже, представляет собой пару высоких городских домов, перестроенных под изысканную гостиницу. Спускаюсь по витой лестнице в центре здания в тихий вестибюль и улыбаюсь в ответ на улыбку портье, явно меня узнавшего.

Снаружи я замираю на несколько секунд на каменных ступенях и просто впитываю все вокруг. Снег явно идет не слишком долго. Он лежит слоем около сантиметра толщиной, но этого достаточно, чтобы окутать все магией. Мы на какой-то боковой улочке, и пока я так стою, меня охватывает головокружительная радость. Я в заснеженном Париже с Фредди Хантером! Улыбаюсь, переходя дорогу, и снежинки падают мне на лицо, когда я пристраиваюсь к небольшой очереди перед булочной. Вокруг пахнет восхитительно и определенно по-французски: убийственное сочетание свежих круассанов и горячего кофе, какого вам ни за что не приготовить дома, какой бы замечательной ни была ваша кофемашина.

Захожу в маленькую лавку, наслаждаясь суетой и шумом: посетители в зимней одежде, припорошенной снегом, делают заказы друг за другом. И лишь когда я оказываюсь перед прилавком, соображаю, что заказ мне предстоит сделать на французском. Только вот я почти не говорила на нем с тех пор, как сдала экзамены в школе. Да и тогда не слишком хорошо им владела. Горло нервно сжимается, когда женщина за прилавком наконец смотрит на меня; ее темные глаза выражают ожидание.