Русалии - Ирина Яш

знаю.

– За чем же дело стало? Идите вместе с Амелией.

Мила улыбалась:

– Я с утовольствием. Секотня сопирали со Снежаной, она всё время плачет. Мне, правта, очень жаль её, но так нельзя. Мы не потруки и не сёстры. Я не вытержала, ушла. Она осталась – Влатик тевочкам чернику повезёт в Пушкин, велел ей сопирать.

– Напрасно ты её там одну оставила, – глядя в пол, сказал Макс.

– М-да… – не совсем смело согласился Макарыч.

Мила равнодушно пожала плечами:

– Мужчины все её жалеют, но веть она только плачет и плачет, и всё. И хотит за Влатиком с утра то ночи! Не тумаю, что он счастлив с такой женой! – она взяла у Макарыча трубку, немного попыхтела, выпустила несколько аккуратненьких колечек дыма. Лёня восхищённо ахнул, Мила улыбнулась, – Не путем польше о них коворить. Я не люплю сплетни. Кокта Антрей меня сюта привёз, нам все кости перемыли, хотили на меня смотреть, как сейчас на точь Понье.

– К ней захаживает Марченко, – сказал Макарыч, все молча, ждали продолжения, – Это как раз не сплетня, я видел его собственными глазами.

– Ну, токта рассказывай, – милостиво разрешила Амелия.

– Вчера вечером, когда, наконец, мы наигрались с Лёней в шахматы… Кстати, Макс, у твоего сына настоящий талант – я ни разу его не одолел! Поздравляю! – Вальтер протянул Максу руку, тот, весь раздутый от гордости, с удовольствием её пожал.

– Так вот. Поиграли мы, значит, в шахматы, потом я устроил Лёню на ночь, он наладился читать, моя фея возилась с ягодами, и я решил прогуляться. Взял Мотьку. Я учил его дорогой не отвлекаться. У него, к слову, прогресс, и теперь я уверен, что подготовлю настоящего поводыря…

– Тепе тоже нужно поучиться не отвлекаться, – Мила закатила глаза.

Макарыч улыбнулся:

– Оплошал… Так вот. Дошёл я до Старой Голубятни, заглянул на огонёк, слово за слово, стоим во дворе. Толик стал с Мотькой играть, Серёжа тем временем мне про какую-то колымагу рассказывает, которую берётся восстановить, глядь – идёт Дениска, при параде, гладко выбрит, весь благоухает. Мы его окликнули, а он мимо прошагал – не могу, говорит, тороплюсь, иду к француженке по делу. А у самого рожа довольная, как у кота. Прошёл в дом, она ему открыла, та самая женщина, что была на похоронах Ильи.

– Тумаю он и правта шёл по телу – имущество или какие-то поселковые тела, но перет вами решил поинтересничать.

– Согласен, моя ненаглядная. Зачем бы наш деревенский лапоть сдался прекрасной француженке? Никак не вспомню, на кого она похожа…

Макс поднялся:

– Макарыч, мы пойдём. Спасибо за всё.

Вальтер похлопал Макса по плечу:

– Совет да любовь!

Домой добирались очень долго. Лёня ковылял на костылях, сопел, старался. Макс шёл рядом, готовый в любую минуту подхватить сына. Алекс сзади, медленно катила пустое кресло.

Дома Лёня, как подкошенный упал на диван в гостиной. Вымотанный, без сил, он от усталости еле ворочал языком, но был совершенно счастлив.

– Пап, получилось! Теперь я смогу ходить, как настоящий человек! Пап, не плачь!

– Ты всегда был настоящим человеком, – Макс вытирал глаза.

– Пап… Алекс… Вы почему плачете-то? Я думал, что вы обрадуетесь, так хотел вас удивить!

Алекс пригладила ему волосы, поцеловала лоб:

– Мы радуемся. Просто взрослые от счастья иногда смеются, а иногда плачут.

– Это очень странно… – раздумчиво сказал Лёня.

Ночью, крепко-накрепко прижимая к себе её горячее тело, Макс шептал:

– Это всё благодаря тебе! Ты появилась тут всего четыре месяца назад и изменила всю мою жизнь! Я люблю тебя…

Утром Макс встал затемно, бесшумно выбрался из постели, взял одежду, на цыпочках вышел. В кухне сварил себе кофе. За окном сеял затяжной, уже осенний дождь.

Он сходил к собакам, выпустил их бегать по загонам, навёл порядок в псарнях, вернулся в дом. Надел длинный плащ и резиновые сапоги и пошёл со двора. Кружным путём, пройдя мимо дома Бонье и, никого не встретив, дошёл до конторы участкового. В доме француза все окна были тёмными, а вот Марченко оказался на месте, у себя в конторке.

– Павлик! – удивлённо воскликнул Дениска, – А ты чего это спозаранку? Дело, что ль, какое?

Макс кивнул, вытащил из-под плаща большую бутылку шведской водки, поставил на стол.

Дениска хрюкнул.

– Кхм… Паша… Утро ещё, а мне сегодня к Покровским идти, насчёт опеки над девчонками. Амбассадор детский приедет…

– Омбудсмен.

– Во-во!

– Я не пить пришёл. Это всё тебе.

– Понял, – Дениска кивнул, убрал водку в стол, посмотрел на Макса, – На кого бочку катишь?

– Ни на кого. Мне нужна информация.

– Информация в наше время это самый дорогостоящий товар, – солидно произнёс Дениска, Макс едва сдержался, чтоб не расхохотаться, но сумел, сказал серьёзно:

– Ты прав.

– Ну, чем могу – помогу. Что тебя интересует?

– Всё то же. Участок, соседний с моим.

– А! Тот пустырь?

– Да. Он принадлежал Владимиру Бонье. Я много раз просил его продать мне или сдать в аренду, но он ни в какую, хотя знал, что мне эта земля нужна была для собак, тогда я смог бы готовить больше поводырей.

Дениска кивнул, посочувствовал:

– Сволочь.

– Да. Так вот. Ты представитель власти, можно сказать главный человек в посёлке.

– Это верно.

– Да. Ты не знаешь, как дочь Бонье намерена распорядиться своим наследством? Говорят, что ты уже познакомился с ней…

Дениска посмотрел на часы:

– Знаешь, Павлик, мне к Покровским то только после обеда… Думаю, большой беды не будет, если хлопнем грамм по сто?

Макс сжал кулаки, сказал сквозь зубы:

– С удовольствием!

Вышел из участка Макс часа через два. Дождь лил, на лужах лопались пузыри, небо на востоке было чёрным.

«Нужно возвращаться домой» подумал Макс, но повернул совсем в другую сторону.

Его слегка подташнивало, хотя водки он выпил всего две стопки, соврав Марченко, что отравился на днях самогоном.

Дениска с пониманием посмотрел на него, кивнул и, ничтоже сумняшеся, дальше пил один, но нужно отдать ему должное – каждый раз за здоровье Макса.

Макс вышел к озеру, прошёл по деревянному причалу, сел на его край, свесил ноги. На воде и берегах было пусто, в воздухе висел дождь, делая поверхность водоёма похожей на закипающий сироп.

Макс думал. От Марченко он не узнал ровным счётом ничего значительного, никакой дорогостоящей информацией Дениска не располагал, и Макс лишь понапрасну травился с утра противной тёплой водкой.

– Женщина очаровательная! – после восьми стопок и одной конфеты говорил Дениска, – Чуть картавит… Я влюбился, Паша!

– Она собирается здесь жить?

Марченко пожал плечами:

– Не знаю.

– Ты не видел её документы? Какие у неё права на дом, на землю?

– Н-нет… Как-то не дошло до